Далее шествовал Жан ле Марешаль, неся в руках две большие шпоры из королевской сокровищницы. Подле него шел Жоффруа де Люси и нес королевскую скуфью.

За ними двигались два графа — Гийом ле Марешаль, граф Стригилский и Уильям, граф Солсбери. Один из них, Гийом ле Марешаль, нес королевский скипетр, вершина которого была увенчана золотым крестом. Второй, Уильям, граф Солсбери, нес королевский жезл, с голубем на вершине.

Вслед за ними шли три графа: Давид, брат короля Шотландии, граф Хантингдонский, Роберт, граф Лестерский, и, посредине, Джон, граф Мортэнский и Глостерский; они несли три меча с золотыми украшениями из королевской сокровищницы. Следом шли шесть графов и баронов, которые несли столик с королевскими инсигниями и облачениями.

Шествие замыкал Уильям де Мандевилль, граф Омальский и Эксетерский, с золотой короной в руках. Наконец появился сам Ричард, герцог Нормандский; по правую руку от него находился Гуго, епископ Даремский, по левую — Регинальд, епископ Батский. Над Ричардом несли шелковый полог. Затем вся процессия вошла в храм и остановилась около алтаря. Воображению представляется безмолвное, но торжествующее присутствие королевы Алиеноры, которая и устроила коронацию, предусмотрев все подробности церемонии…

Когда же все присутствующие предстали пред алтарем, Ричард обратился к собранию лицом и перед всеми, архиепископами и епископами, аббатами, графами, баронами, клириками и народом, произнес три присяги: он поклялся и дал обет пред святым Евангелием и многими мощами святых посвятить все дни жизни своей мирному, честному и благоговейному служению Богу и святой церкви и исполнению всего, что они повелевают или соблаговолят повелеть ему. Затем он поклялся творить праведный суд вверенному ему народу. Наконец, он поклялся истреблять дурные законы и извращенные обычаи, буде таковые отыщутся в его королевстве, и охранять добрые. После чего он сбросил одежду, оставив на себе лишь прикрывавшую плечи сорочку да кальсоны. Стопы его вдели в златотканые сандалии. Архиепископ вложил в правую руку его скипетр, а в левую — королевский жезл.

Затем Балдуин, архиепископ Кентерберийский, произнеся подобающие случаю молитвы, трижды нанес на тело святое миро, помазав голову, плечи и правую руку короля. На голову Ричарда были возложены плат из освященного льна и поверх его скуфья. Затем он облачился в царственные одежды, надел тунику и подрясник-далматику, после чего архиепископ вручил ему меч, дабы он мог преследовать врагов Церкви. Затем два графа закрепили на ногах его золотые шпоры из королевской сокровищницы, и, наконец, король вновь облекся в плащ.

Ричарда подвели к алтарю, и архиепископ призвал его именем Божиим принять все эти почести в знак соблюдения принесенных им обетов. Ричард отвечал: «Помощию Божией да сохраню я все сие во всей вере благой».

И взяв корону с алтаря, он передал ее архиепископу; архиепископ же тотчас увенчал ею голову Ричарда. По правую руку короля встал епископ Дарема, по левую — Регинальд Батский. Эти Два епископа повели затем Ричарда к королевскому престолу; впереди шли вышеупомянутые свещеносцы и меченосцы с тремя мечами. Затем началась воскресная литургия. По ходу мессы два епископа принесли к престолу Святые Дары.

После завершения мессы и совершения всех полагающихся обрядов те же епископы, один справа, второй слева от короля, вывели его, увенчанного короною и со скипетром в правой руке и королевским жезлом в левой, из церкви и проводили до палат. Затем вся процессия прошла на хоры. Король тем временем освободился от короны и королевских риз и, возложив на свою голову более легкую диадему и облачившись в приготовленные для него одежды, направился на трапезу; архиепископы, епископы, аббаты и прочие клирики воссели с ним за стол, каждый на свое место, сообразно сану и достоинству. Графы, бароны и рыцари воссели за иные столы, и началось славное пиршество.

Вышеописанное великолепное торжество, к сожалению, оказалось омрачено весьма зловещим эпизодом. Накануне король запретил кому бы то ни было из евреев, будь то мужчина или женщина, присутствовать на обряде венчания на царство; предосторожность вовсе не лишняя: во всякой разгоряченной толпе возможны беспорядки, а народу по столь великому случаю в изобилии раздавали мясо и вино. Однако, несмотря на запрет, многие из богатых евреев захотели прийти на коронацию. Дворцовая стража, действуя на свой страх и риск, принялась наводить порядок. Бенедикт из Питерборо сообщает о побоях и ранениях, в том числе и смертельных. Так, он рассказал о некоем Бенедикте, еврее из Йорка, который, будучи избит, почувствовал себя при смерти и попросил его крестить… Сверх того, лондонские горожане, услыхав о случившемся у врат Вестминстера, напали на дома евреев в городе: одних убили, а у других спалили жилища; евреи обратились в повальное бегство: некоторые из них пытались укрыться в лондонском Тауэре, другие — у друзей.

На следующий день после коронования король Ричард, узнав о произошедшем, послал в город стражников. Несколько виновных были схвачены и подвергнуты допросу. Троих из них, по приговору суда, повесили: одного за грабеж, двух других за поджог. Кроме того, король допросил крещеного еврея, потребовав у него ответа на вопрос: действительно ли тот стал христианином? Последовал отрицательный ответ. «Как это может быть?» — обратился Ричард к архиепископу Кентерберийскому. «Коль не стал сей человеком Божиим, знать, остался он человеком диавола», — ответил не раздумывая архиепископ. И в самом деле, продолжает хронист, тот, который стал было христианином, вернулся к закону иудейскому. Король Ричард затем разослал гонцов и свои послания по всем графствам Англии с запрещением налагать руки на евреев и предписанием для них королевского мира.

День 5 сентября был посвящен принятию присяги на верность: сначала королю присягнуло духовенство: архиепископы, епископы, настоятели монастырей, затем присягали графы и бароны земли английской.

Но уже очень скоро Ричард Первый, король Англии, вспомнил о своем великом замысле и вновь стал печься только об одном: о походе в Святую землю. Это и стало главным содержанием и как бы эмблемой всего его царствования. Стоило ему помазаться на царство, как все действия, которые он мог предпринять уже как король, имели своей целью осуществление этого заветного замысла и тем самым исполнение обязательства, принятого в свое время его покойным отцом и им самим перед рядом сменявших друг друга пап, тревожившихся об участи Иерусалима, особенно после того, как Святой Град вновь оказался в руках неверных. Так что, вернувшись после коронации в свои поместья, бароны «нимало не успели вновь обжиться».