небольшого сарая, вероятно, использовавшегося для хранения сельскохозяйственных орудий и принадлежностей, учитывая аграрный характер региона. Я купил его лет двадцать назад за гроши. Вам нравится? — спросил подполковник с иронией.

Кротов и Райская не проронили ни слова, погрузившись в созерцание фотографий трупов, расставленных по стенам, и стола в центре комнаты, заваленного книгами по некромантии, черной магии и криминалистике. Здесь же находились компьютер, принтер и ксерокопии старых документов. Это место отражало степень одержимости Барсукова.

— Извините за беспорядок, — продолжал подполковник. − Вы первые, кого я привел сюда.

— Это не комплимент и не знак уважения, Роман Игоревич, — сказал Евгений, вызывая смех коллеги, − от такого я бы сошел с ума.

Но он слышал нервный смех человека, неспособного преодолеть воспоминания.

«Как ему удавалось столько лет держать в себе подобное?», задал себе вопрос Кротов, уверенный, что его коллега задает себе тот же вопрос.

— Роман, я давно уже догадывалась, что у тебя в голове не все в порядке… Но это… — произнесла Мария, указывая на явно подлинные черепа козлов, висящие на стенах вместе с рогами муфлонов и других животных и венками из сухих веток. Правда? Этого достаточно, чтобы попасть в психушку.

Барсуков не слушал. Он включил кофеварку и приготовил каждому по чашке, а коллеги оглядывались по сторонам, разрываясь между отвращением и жутким любопытством.

— Когда меня направили в Симферополь, я продолжил расследование и изучение дела за свой счет, на свои средства, без привлечения начальства, — продолжал Барсуков, как будто и не прерывал свой рассказ. − Мне было достаточно урока от Джубанова, − подполковник принес кофе и сел за стол, за ним последовали Евгений и Мария, − в отличие от остальных, мне было ясно, что это убийство имело религиозное или сакральное значение. Но кроме маски и места поклонения, символизируемого древним источником, я ничего не знал об истории этих мест, поэтому начал проводить исследования.

Он достал из папки несколько фотографий и протянул их Евгению и Марии: на них были изображены маски и персонажи древних мифов.

— Каково ваше первое впечатление от дела, Евгений?

— Я не имею ни малейшего представления об антропологической и религиозной истории Крыма, но первое знакомство с двумя убийствами наводит меня на мысль, что мы имеем дело с культовыми обрядами явно языческого происхождения… Как будто жертва метафорически воплощает возвращение к созидательной и разрушительной энергии природы. Архаичная, почти анимистическая духовность.

Барсуков кивнул, довольный начитанностью коллеги.

— А что ты думаешь, Мария?

— Понятно, что рисунок, маска и печать на ней — это выражение ритуальной символики, и она очень напоминает мне обряды древней церемонии. Кровь… она как будто призвана оплодотворить землю, не так ли?

— Именно так. Я также не сразу понял, что убийство у источника связано с ритуалами древних причерноморских цивилизаций. И сегодня эта земля пронизана сильным сакральным измерением, а на протяжении многих веков она считалась одним из важнейших духовных центров древности. На протяжении веков на острове смешивались этнические группы, божества, обряды, обычаи и практики, но чувство сакрального по-прежнему глубоко укоренилось в деревенских общинах, сохранившись в самых отдаленных районах. И все же, несмотря на то, что я вырос в этих краях, контекст был для меня каким-то чужим.

— Тогда представьте это для меня, — сказал Евгений.

Барсуков улыбнулся и продолжил свой рассказ:

— По мнению антрополога, с которым я связался, это убийство представляло собой человеческое жертвоприношение, подобное тем, которые практиковались в древности в честь Диониса, бога растительности, а также бога пьянства и экстаза, который ежегодно возрождался весной и пробуждал землю, и без благосклонности которого не обходились дожди и обильные урожаи.

— Но разве Дионис не был греческим божеством? Какое отношение это имеет к Крыму? — спросила Мария.

— Его культ распространился по всему полуострову вместе с развитием торговых отношений причерноморских центров, например, Херсонеса, с Афинами. Но, возможно, лучше сделать шаг назад во времени. В шестом-четвертом веках и начале третьего века до нашей эры в сакральных комплексах северопонтийских городов, как и в Греции, церемонии в честь Диониса переплетались с обрядами, посвященными Деметре, Коре, Афродите, Кибеле, Гераклу — богам, олицетворявшим плодоносные силы природы. С шестого века до нашей эры Дионис, воплощавший мужское плодоносящее начало, был наиболее тесно связан с культами Деметры и Коры. Я читал, что с пятого века до нашей эры церемонии в честь Диониса входили составной частью в ритуалы, посвященные Деметре. Они исходили из элевсинского образца, где Дионис выступал в ипостаси Иакха и почитался в составе божественной триады, где Деметра или Кора была Персефоной, а Дионис — Иакхом. Особенно яркое проявление синтез культов элевсинских богинь и Диониса прослеживается в четвертом — первой половине третьего века до нашей эры, когда элевсинские мистерии играли важную роль в политической, экономической и духовной жизни. В государствах, наиболее тесно контактировавших со Средиземноморьем: Ольвии, Никонии, Боспоре, — с нормами элевсинских мистерий, возможно, переплетались элементы орфического культа Диониса, где бог выступал в ипостаси покровителя загробного мира. На периферии античного мира в Северном Причерноморье элевсинские сакральные традиции сыграли существенную роль в становлении дионисийского культа, подчеркнув его греческий характер и хтоническую направленность.

— Имеется в виду Таврская Богиня-Мать? — спросил Кротов.

— Именно так. В Крыму существовал культ Богини-Матери, уходящий своими корнями в палеолит и сохранявшийся на протяжении всего неолита. Первоначально эта богиня-мать представлялась первобытным божеством, единственным хранителем тайны жизни. Духовное существо, способное, с одной стороны, смягчить травмирующее событие смерти, а с другой — гарантировать жизнь после смерти. Считалось, что она родилась путем партеногенеза, без посредничества мужского начала, которое…

— Эй, остановитесь на секунду, у меня уже голова пухнет, — зашумела Райская. − Мы здесь для того, чтобы возобновить дело об убийстве или сдать экзамен по древней истории? Успокойтесь немного, подполковник, и перестаньте читать лекцию.

— Простите… Скажем так: эта фигура представляла женское божество, охранявшее мертвых, а значит, и потусторонний мир, и воплощала натуралистический религиозный идеал, отсылающий к богиням-матерям Боспорского царства и Крита, с которыми были связаны три очень сильных измерения: жизнь, смерть и возрождение. Так лучше?

— Пока все хорошо… Но мой вопрос остается прежним: при чем здесь Дионис? — раздраженно взорвалась Мария.

— Со временем на смену богине-матери пришли мужественные фигуры, которые лучше воплощали мужскую функцию в новых социальных структурах этих народов… Знаете ли вы, что откуда пошло слово «Таврида»?

— Просветите нас, — ответил Евгений.

— Греческие поселенцы в Крыму перевели само название соседнего народа, которое могло означать «племя быка».

Само слово «таврос» восходит к праиндоевропейскому и прасемитскому названию дикого быка — тура. Крым входил в ареал обитания этого животного. О