Лена понюхала кофе и блаженно прижмурилась. Вика отхлебнула и похвалила в своей привычной манере:

— Сойдет для сельской местности.

— Наслаждаешься свободой? — спросила Лена.

— Еще бы, — кивнула Вика. — Муженек в Парижах. Ребенок — у бабушки. Я — свободная женщина.

— И как собираешься пользоваться свободой?

— А никак. Ем и сплю сколько хочу. И плюю на все. Вот к тебе вырвалась.

— Это ты молодец, Викусь.

— Ну да, это я молодец, — хмыкнула Вика и вылила в чашку с кофе рюмку коньяку.

— Не много?

— В самый раз. — Вика опрокинула кофе, как стопку водки, закушала лимончиком.

— А чего ты в Париж не махнула? — поинтересовалась Лена.

— А чего я там не видела? Черножопых? У нас их достаточно. Там арабы, тут азеры — один хрен. Нет, я тут отдохну от всех. И от мужика своего тоже. Замечаешь, с нашими мужиками в последнее время невозможно стало. Твой как, оклемался после тех денег?

— Да не особенно. Дергается. Строит хорошую мину при плохой игре, но я вижу, что ему плохо.

— А мой тоже как бесится. Нажрался перед отъездом коньяка. «Наполеона» целую бутылку уговорил. И начал ныть — как я, его законная жена, буду жить, если без него останусь, и как детей стану поднимать. Ты представляешь — загиб.

— Во-во. Мой вчера зудил, что все вокруг продажные шкуры.

— Ну да. Как у Высоцкого — «говорил, будто все меня продали»… Это у них тоже общее… Знаешь, они от этих бабок двигаются умом. Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша… Шиза косит «новых русских» — это факт. Тема для диссертации. Ей-богу, защитилась бы, если бы не обленилась. Вон клинического материала сколько.

В прошлой своей жизни, обычной, а не «новорусской», Вика работала врачом на «Скорой помощи» и там приобрела большую часть своих разухабистых замашек, в том числе научилась глушить неразведенный спирт и ругаться матом так, что менты, с которыми «Скорая» постоянно работала бок о бок, краснели.

— Держись, подруга. Не обращай внимания.

— А, — Лена махнула рукой, вздохнула. — Держусь.

— Инессу вчера видела. В маркете на Менделеевской. Знаешь, эта зараза сделала вид, что меня не заметила.

— В смысле? — удивилась Лена.

— Чуть не нос к носу столкнулись. Она какая-то пришибленная. В одну точку смотрит и тележку перед собой толкает, полную выпивки. Это что, а, подруга?

— Может, и не заметила.

— А чего она такая чумная?

— Да откуда я знаю.

— С хахалями разобраться не может. Точно… Ох, Глушак с ней еще налопается дерьма полной ложкой. Я ему говорила — на фиг тебе эта шалава, спрашивается? Чего жениться-то? Она же хищная, хитрая. Ему без штампа в паспорте не дала, а тот, дурак, взбесился. Как так, ему, Самому Глушаку, да не дали. И окольцевался во второй раз.

— А он тебе что ответил? — полюбопытствовала Лена.

— Он? Мне? — удивилась Вика. — Как, по-твоему, что он мог ответить?

— Что-нибудь хамское.

— Конечно. Пошла на три буквы. Коротко и ясно.

— Да.

— Жизнь нас рассудит… Инесса шалава. Я же вижу, она мечтает Глушака со света сжить, бабки в Лондон перегнать и свинтить туда. И быть там леди-бледи.

— Да брось ты.

— Хоть брось, хоть подними. Я мысли таких шлюх на расстоянии читаю. Не веришь?

Лена пожала плечами и откусила кусочек воздушного, легкого, как облачко, пирожного бизе.

— Ну-ка. — Вика налила себе коньяка, на этот раз без кофе, и залпом, как когда-то медицинский спирт, проглотила его. Потянулась томно. — Слышь, подруга, а давай как раньше, сто лет назад, дернем на дискотеку. Снимем себе пятнадцатилетних мальчиков…

— Ты что, с ума сошла?

— А чего, помечтать нельзя?.. Действительно, кому нужны две тридцатилетние калоши на дискотеке? Я понимаю… Тогда пошли в кабак. А мужики наши и их проблемы — да хрен бы с ними.

Она опять потянулась к бутылке, налила коньяку и стала рассматривать его на свет. Потом налила Лене. Чокнулись «за нас, женщин», выпили. Вика на этот раз медленно, глоточками цедила его, продляя удовольствие.

— Чего твой в Париж полетел?

— Дела. Какие-то деньги гоняет. С какими-то партнерами встречается. Я не Инесса. Мне в его дела лезть — без удовольствия. Мне бы килограмм пять согнать. — Вика выразительно потрогала себя за бок. — А то раскоровлюсь скоро.

В голове у Лены зашумело, стало легко, хорошо. Тревоги и проблемы начали отступать на задний план. И стала немного отпускать тяжелая, давящая тоска, предчувствие чего-то страшного, что ждет впереди. Это ощущение часто посещало ее в последнее время. И приходила дурацкая мысль: все, что их сейчас окружает, — деньги, машины, удовольствия, — просто временное недоразумение судьбы. Не может такое длиться вечно.

Идиллию нарушил телефонный звонок. Лена сначала подходить не хотела, но телефон все надрывался. Потом замолк, но вскоре зазвонил снова.

— Кто это такой настырный? — раздраженно произнесла Вика. — Только Глушак.

Лена взяла трубку и кивнула Вике. Подружка попала в яблочко — действительно звонил Глушко. Не здороваясь, он спросил:

— Где Арнольд?

— В офисе был.

— Нет его там. И мобильник не отвечает. Где он?

— А я что, его охрана? Не знаю.

— А чего ты вообще знаешь? — — Он был взведен больше обычного.

— Все, что нужно, — огрызнулась она.

— Ага, ума палата. — Глушко помолчал. Потом опять взорвался:

— Где его черти носят?! Срочно нужен. Понимаешь, срочно! У нас проблемы нарисовались, а его черти по закоулкам носят!

— Чего ты на меня орешь? На жену свою ори! — сорвалась Лена.

— Что? — несколько озадаченно спросил он. — Ты чего проквакала?

— Ничего.

— Ты в следующий раз думай, как и с кем базаришь, кошка помойная, — с угрозой произнес он. — А Арнольду скажи, чтобы срочно меня нашел.

Послышались короткие гудки.

— Свинья! — в сердцах кинула Лена. К манере обращения Глушко она привыкла. У него было излюбленное занятие — хамить женам приятелей и видеть, что его никто не хочет окоротить. Да и самих этих жен он считал никчемными клушками, как и женское племя в целом. Единственно, кому удавалось держать его в узде, — Инессе, и за одно это ей можно было присвоить звание заслуженной укротительницы России.

— Еще какая, подруга. Еще какая. А не хлопнуть ли нам еще по рюмашечке?..