Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ох, Уго… — простонал Рихард, запустив пальцы в волосы. — Сам факт, да еще так мало… Даже у мадам Роуз дороже!
— Но там ведь работают профессионалки, — резонно возразил тот.
— Вы идете? — спросила Карна, вновь появляясь в дверях кухни и яростно сминая в руках клетчатый передник. — Ужин остывает. Отбивные из филе поросеночка. Нежные, так и тают во рту. С брусничным соусом и запечённым картофелем.
Уго позеленел в тон майки, вскочил с дивана и, схватив берет и пальто с вешалки, выскочил вон.
— Ты ведь ничего не имеешь против свинины? — уточнила Карна.
— Нет, — вздохнул Рихард.
— Прекрасно, — кивнула она, и так резко развернулась в дверях, что ее волосы, собранные в узел на затылке, разметались.
— И похоже, ничего другого мне не светит очень долго, — тихо добавил он.
Ужин прошел в тишине, прерываемой лишь звоном приборов. Карна явно кипела от злости, и Рихард не решался сказать и слова, чтобы не спровоцировать взрыв. Отбивные действительно оказались нежными, соус — с приятной кислинкой, а картошка пахла пряностями и радовала глаз золотистой корочкой. Рихард съел все подчистую и еле удержался от того, чтобы не облизать тарелку.
— Твой друг — свинья, — сказала Карна, когда ее щеки наконец вернули нормальный цвет.
— Да, — не стал он спорить. — Но у него есть и множество положительных качеств: он верный, открытый и добрый.
— И хороший нюхач, я помню, — кивнула Карна, сложив вилку и нож параллельно друг другу. — Есть новости об утреннем происшествии?
— Кроме статьи на первой полосе? — уточнил Рихард. — Нет, но я и не виделся ни с кем кроме Уго. Хочу сходить в таверну, узнать сплетни. Пойдешь со мной?
Карна отпила воды из стакана.
— Ты ведь не любишь оставаться одна и в темноте, — напомнил Рихард. — А сейчас темнеет рано.
— Да, пойду, — согласилась она. — Но ты ведь не думаешь, что это нечто большее, чем просто прогулка?
— Разумеется, нет, — улыбнулся он. — А теперь позволишь посмотреть тебе в глаза?
— Я сама выбираю воспоминание, — напомнила Карна.
— Выбери что-нибудь особенно приятное, — кивнул он, поднимаясь и убирая тарелки. — Момент, когда ты чувствовала себя счастливой. Представь яркую деталь из этого воспоминания, постарайся вспомнить, что ты чувствовала в тот момент, запахи, свет, какие-то мелочи, а дальше я сам.
Карна вздохнула и вытянула руки на стол. Рихард сел напротив, обхватил ее запястья и слегка погладил нежную кожу. Пульс под его пальцами сразу забился сильнее. Темные изогнутые брови, синие глаза в обрамлении густых ресниц — драгоценные камни на светлом шелке кожи — на нее хотелось смотреть и без особых на то причин.
— У тебя очень красивые глаза, — сказал он.
— Спасибо.
— И вся ты очень красивая.
— Какие изысканные комплименты, — ответила Карна. — Может, начнем?
— Я не могу винить Уго, — сказал Рихард, снова погладив тонкие запястья. — Да, его манеры оставляют желать лучшего…
— Он предложил мне пять шендеров! — воскликнула Карна и попыталась выдернуть руки, но Рихард ее удержал.
— Мало, — согласился он.
— Да не в этом дело! — возмутилась она. — Как будто есть какая-то сумма, за которую я бы согласилась… Нет, даже думать об этом не хочу! Зачем ты напомнил?
— Прости, — покаянно сказал Рихард. — Похоже, это становится традицией — каждый вечер просить у тебя прощения.
— Твой друг его не заслуживает, — фыркнула она.
— Ты ведь будущая монашка, — напомнил он. — Где твое смирение и милосердие?
Карна, чуть прищурив глаза, пристально посмотрела на Рихарда.
— Знаешь, у меня есть одно воспоминание, которое тебе наверняка понравится.
— Хорошо, приступим, — согласился он. — Только сначала глубоко подыши и успокойся, а то у тебя и так пульс частит.
Карна послушно вдохнула, выдохнула, посмотрела ему в глаза.
— У тебя тоже глаза… необычные, — сказала она.
— Ты хотела сказать «красивые»? — поддел ее Рихард.
— Если бы хотела, то так и сказала. Тебе надо воспоминание или нет?
— Давай, — кивнул он. — Яркую деталь.
Ослепительно белый заварочный чайник теплый и тяжелый, возле крышечки выступила испарина. Золотистая струйка течет из тонкого носика в чашку, стоящую на блюдце. Белая скатерть, белая посуда. В вазе посреди стола пышный букет белых пионов. На стуле справа — кукла в матросском костюмчике, у нее рыжие, криво остриженные волосы, а глаза зарисованы зеленым. Перед куклой тоже чашка чая, пар поднимается вверх легкой дымкой. Небо ясное, без облаков, и резная крона дуба бросает кружевную тень на террасу.
— Как прошел твой день, Эдмон? — спрашивает Карна. Ее голос совсем детский, но она произносит слова манерно и чуть устало, как взрослая дама. Одна ложка сахара опускается в чашку. Карна размешивает его совершенно беззвучно, кладет ложку на блюдце. — У меня тоже все хорошо, спасибо, что спросил. Занятия отменили, потому что мадам Элоиз приболела. Но я прочитала длинный рассказ и выучила таблицу умножения на шесть.
Чай вкусный и пахнет мятой. В хрустальной вазочке на столе шоколадные конфеты.
— Угощайся, — разрешает Карна. — Они с орешками.
Кукла таращит на нее замазанные зеленой краской глаза. Внизу слышны голоса, и Карна смотрит через перила. Родители встречают гостей. На маме пышное розовое платье, она обещала, что Карне сошьют такое же. Кто-то заходит в дом, кто-то идет гулять в сад. Вечером прием, и Эдмон тоже приедет вместе со своими родителями.
— Я соскучилась, — доверчиво признается Карна кукле.
Солнечные зайчики пляшут по столу, застеленному белой скатертью, внизу смеется мама, вечером будут танцы, а впереди лето и целая жизнь, и ее счастье такое абсолютное…
Рихард вынырнул из воспоминания. Пульс под его пальцами почти не ускорился.
Карна моргнула, и зрачки ее сузились.
— Чаепитие с куклой, — сказал Рихард. — Мило. Я, правда, надеялся на что-то более волнующее.
— Я была счастлива тогда, — пожала плечами Карна. — Как принято одеваться в таверну?
— На тебя все равно обратят внимание, — ответил Рихард. — Что бы ты ни надела.
Она пошла наверх, а он невольно потер грудь и поморщился, словно от боли. Воспоминание было таким, как надо: светлым, добрым, и действительно дорогим для нее. Он бы и сам не смог выбрать лучше. Но ему отчего-то хотелось плакать, а сердце сжималось от чужой тоски по утерянному, или несбывшемуся.
* * *
Газета упала на стол перед мужчиной, и тот недоумевающе поднял глаза на посетителя в запыленном полицейском мундире.