- Константин Луарсабович не убивал отца, - сказал Фандорин. - Старый князь умер сам, от удара. Уверен, что вскрытие это подтвердит.

- А кинжал?! – закричали сразу несколько человек, в том числе и я.

- Сын вернулся из церкви на рассвете. Заглянул в окно оранжереи. Увидел, что отец лежит на полу, мертвый. Раз он умер естественной смертью, значит, мачеха сохраняет права на наследство. Котэ вспомнил про абрага и решил сымитировать убийство. Открыл дверь ключом. Вошел. Взял кинжал двумя руками, размахнулся и воткнул. Константин Луарсабович - субъект нервный, возбудимый. Ажитация удвоила его силы. Удар получился мощным. Молодой человек, правильно ли я восстановил картину случившегося?

- Меня Господь покарал… - рыдал Котэ. -  «Бог бо заповеда, глаголя: чти отца», а я, аки аспид злоядный… Грешен, паки грешен!

Тут Лейла подлетела к пасынку и как стукнет его кулаком в ухо! Хоть и высокородная дама, но влепила знатно. И потом еще стала ногами лупить.

А как ругалась! Я только самые приличные слова оставлю.

- Скотина! Мерзавец! Ограбить меня хотел! Я всем расскажу, что ты своего мертвого папашу, как барана, кинжалом резал! Вся Грузия в тебя плевать станет! Проваливай в свой Париж! Посмотрим, как ты проживешь там на сто рублей в месяц!

Сестра рядом прыгала на хромой ноге, а здоровой тоже норовила пнуть богомольца.

- Получай! Получай!

Батоно Эраст взял меня под руку.

- Пойдемте, господин Ладо. Не будем мешать семейному выяснению отношений. Сейчас они покричат. Потом узнают, что нового завещания не существует, и раскричатся еще г-громче. Аристократы очень утомительная публика.

- Я понял, про что японский стих, - говорю я Фандорину. - Только теперь понял! «Лягушка прыгнула в старый пруд. Плеск воды. Эхо». Это значит: окочурилась старая жаба, только и всего, а шуму потом – прямо преступление века.

- Вообще-то я интерпретирую стихотворение несколько по-другому, - ответил батоно Эраст. -  Само событие бывает менее важным, чего его резонанс. Как эхо бывает громче и раскатистей подлинного звука. Но может быть, ваше толкование п-правильней.

Люблю вежливых людей. И хочу закончить свой рассказ тостом про вежливость. 

Пусть нас на этом свете любят немногие, но очень сильно, а все остальные пусть будут с нами просто вежливы, больше от них ничего не нужно.

А кто выпьет не до дна, тому не достанется от людей ни любви, ни даже вежливости.  

Выбор продолжения:

Вы прочитали ветвь повествования для выбора жить сердцем. Хотите сделать шаг назад и прочитать вариант концовки для выбора жить умом?

Откройте оглавление и перейдите на главу Тост третий. Круги по воде.

Или, может быть, вы хотите сделать два шага назад и прочитать как развивались события на Розовой половине?

Откройте оглавление и перейдите на главу Тост второй.На Розовой половине.

Или даже начать с самого начала и прочитать версию истории от Арона Бразинского?

Откройте оглавление и перейдите на главу Жабе с Басё. Повесть-машаль.

Тост третий

Или гадюка?

Тоже, как вы, думаю!

Наш преступник… или преступница хитрый и умный. И кроме как умом ее, то есть его, нет, наверно все-таки ее не возьмешь. Чутье для собаки хорошо, а мы люди. Правильно?

Так я Фандорину и сказал.

- Что ж, - говорит, - тогда нужно выбрать дедуктивный метод, больше всего подходящий для нашей ситуации. Мы явно упускаем из виду нечто важное. Или же видим, но в искаженном свете. Помолчите немного. Дайте мне сосредоточиться на з-задаче.

Мы вернулись на место преступления, где бедный Луарсаб всё лежал под буркой. Фандорин стал ходить по оранжерее, щелкая своими четками. Я смотрел на него, поворачивал голову вправо-влево, вправо-влево и скоро заскучал.

Скучать я плохо умею. Сразу начинаю новый тост сочинять, на будущее.

Тост у меня получился русский, потому что я на Фандорина смотрел (а он русский).

Поехал богатырь по белу свету славу искать. Едет на коне по чистому полю, вдруг видит – камень. На камне написано: «Налево пойдешь – голову положишь. Направо пойдешь – инвалид будешь. А прямо пойдешь – даже говорить не хочу, такой там ужас».

Вы бы куда поехали: налево, направо или прямо?

Богатырь подумал-подумал и назад повернул, домой. Потому что он умный был.

Так выпьем за то, чтобы мы никогда не ходили туда, куда умные люди не ходят.

Налил я себе вина, чтобы за это выпить, но батоно Эраст вдруг остановился и говорит:

- Пожалуй, здесь следует применить метод, который называется «Лягушка Басё».

- Лягушка чего? – спрашиваю.

- Не чего, а кого. Старинного японского поэта по имени Басё. Он для японцев как Шота Руставели. Только Руставели сочинял очень длинные стихи, а Басё сочинял очень короткие. В большинстве из них всего три строчки. Они называются «хокку».

- Что это за стихотворение – всего три строчки?

- Японцы ценят к-краткость.

- Представляю, какие у них тосты. «Банзай!» – и выпили?

- Не «банзай», а «кампай», но давайте не будем отвлекаться. Самое знаменитое хокку великого Басё звучит так:

Фу-ру и-кэ я.

Ка-ва-дзу то-би-ко-му.

Ми-дзу но о-то.

- Красиво. А что это значит?

- Перевести можно так:

В старый-старый пруд

Вдруг прыгнула лягушка.

Плеск воды: «Плюх!»

Мне не понравилось. Вежливо говорю:

- По-японски было красивей. Что это за стихотворение – «плюх»?

Он мне:

- Вот и Басё хотел, чтобы читающий об этом задумался. Представил себя лягушкой, прыгающей в пруд. Когда субъект приходит в соприкосновение с объектом, возникает эфемерный, одномоментный эффект.

Это я не понял.

- А?

- Впрочем, не будем углубляться в т-трактовку классического шедевра. У него восемьдесят восемь канонических интерпретаций, не считая бесчисленного количества индивидуальных. Потому что каждый волен понимать хокку по-своему. Тем более, что в основе моего дедуктивного метода не общеизвестный вариант стихотворения про лягушку, а одна из его ранних редакций. Басё несколько раз менял концовку. При запутанном расследовании, которое ходит к-кругами и никуда не приводит, я беру на вооружение такую версию трехстишья:

В старый-старый пруд

Вдруг