С тех пор как я себя помню, мы смотрели шоу каждый квартал. Качество выпусков всякий раз чуть улучшалось. Словно премия Американской академии, только без премий. Если на «Оскаре» выступления и шутки использовали для заполнения промежутков между награждениями, то «Ночной Париж» просто представлял собой несколько часов таких связок. Только тогда я видел, как отец смеется – по-настоящему, всем телом. Он хохотал так сильно, что порой его даже прошибали слезы. Актер на сцене произносил фразу на вьетнамском и застывал в ожидании смеха и аплодисментов. Они всегда следовали за паузой. Мы с мамой никогда не знали, о чем там идет речь.

Но мама тоже смеялась. Однажды я спросил ее, почему она смеется, если не может понять шутку.

– Это же не значит, что не смешно, – ответила она.

Спустя пару месяцев после моего переезда в Нью-Йорк папа позвонил мне рассказать о новом выпуске «Ночного Парижа». Мы висели на телефоне довольно долго, пока он поочередно описывал мне каждое выступление. Он пытался перевести шутки ведущих, часто с оговорками, что по-вьетнамски они звучат смешнее, а потом смеялся сам, но я все равно ничего не понимал.

Он спросил, как моя работа. Папа почти никогда не подходил к компьютеру, только недавно купил себе мобильный, так что мне трудно было объяснить, что собой представляет «Фантом». Но, по крайней мере, он понимал, что такое текстовые сообщения. Вместо разговоров переписываешься с человеком. Просто.

Я объяснил, что в «Фантоме» сообщения исчезают после прочтения.

– Зачем тебе, чтобы они исчезали? – спросил он. – А если захочешь перечитать их позже?

Я подумал про записи «Ночного Парижа». Обычно, просмотрев кассету, перематываешь ее к началу, чтобы пересмотреть в другой раз. Отец никогда не перематывал «Ночной Париж», так как никогда не пересматривал передачу. Он хранил видео на полке в шкафу, шоу хватало на один раз, затем его убирали в архив.

– Почему ты их не выкинешь?

– А если я захочу пересмотреть?

– Ты никогда не смотрел «Ночной Париж» дважды.

– Но вдруг однажды я захочу.

– Разве не удобнее освободить шкаф?

Отец задумался. Похоже, ему никогда не приходило в голову, что не нужно хранить все отсмотренные кассеты.

– Это было бы расточительством.

Я даже не пытался его переубедить.

– Текстовые сообщения исчезают сами, – заявил он.

– Как это?

– Спустя какое-то время они исчезают.

– Наверняка они все еще в твоем телефоне.

– Нет, ты их забываешь. Проходит время, и ты уже не помнишь, что кому сказал или что кто-то написал тебе. Они все исчезают сами.

Я понятия не имел, о чем папа говорит, но не стал возражать.

Я снова опоздал на работу. Пить в последнее время я стал гораздо меньше, но завел привычку приходить после 10 утра. Но остальные делали так же. Вот и получалось, что появлялся я примерно как все.

Брэндон и Эмиль очень громко спорили в конференц-зале, и все в офисе бросили работать, многие развернулись в своих креслах, чтобы посмотреть на ссору.

– Конфиденциальность – одна из причин, по которой я основал компанию, – говорил Брэндон. – Если мы прекратим защищать конфиденциальность наших пользователей, все потеряет смысл.

Эмиль ответил спокойнее и более взвешенно:

– Это было до того, как наш сервис стали использовать несовершеннолетние. Если мы не начнем отслеживать, что они говорят, попадем в серьезные неприятности с законом.

Мне потребовалось время, чтобы это осмыслить. Суть «Фантома» заключалась в мимолетных сообщениях. Они исчезали сразу после прочтения. Эмиль напомнил Брэндону, что компания рекламировала продукт как «эфемерную переписку» – способ для разоблачителей сообщать общественности о нарушениях, не опасаясь оставить документальный след своих действий. Но, конечно, большинство пользователей «Фантома» не были анонимными разоблачителями, рассылающими компрометирующие доказательства корпоративных нарушений и правительственной коррупции. Они не вмешивались в преступления «белых воротничков» и не свергали авторитарные режимы. Насколько мы все знали, таковых среди пользователей не водилось. Это были обычные люди, ведущие фривольные беседы. И по большей части молодые.

Подростки то и дело отправляли друг другу похабные сообщения.

И в службу поддержки прилетали скриншоты. Расследовать такое трудно, ведь тут слово одного пользователя против слова другого. Однажды женщина сообщила, что получила сексуально оскорбительное сообщение от другого пользователя нашей сети, в котором тот писал, что хочет совершить с ней половой акт. И смачные подробности. Но поскольку все сообщения самоудалялись, я попросту не мог проверить, настоящие ли скриншоты. С одной стороны, я понимал, что крайне маловероятно, что кто-то будет напрягаться и выдумывать такую историю. С другой – никаких доказательств. Я ответил, что она может заблокировать этого пользователя и больше не получать от него сообщений, – но ответ не удовлетворил нас обоих.

Другие случаи были еще сложнее, особенно когда доходило до травли.

Учитывая популярность «Фантома» у подростков, все это вызывало беспокойство. Как помешать пользователям оскорблять друг друга? Где грань между дразнилками и травлей? Есть ли у нас обязательства защищать пользователей друг от друга? Мы не спешили разбираться с этими вопросами, ведь у них не было простых решений.

Эмиль предложил сохранять архив всех переписок между пользователями. Они будут исчезать у пользователя, но мы будем хранить их у себя на случай запросов к службе поддержки. Мы сможем анализировать сообщения скопом. Эмиль привел пример: всех пользователей, замеченных в травле, можно объединять в группы, а их стиль общения описывать, чтобы в будущем научить «Фантом» автоматически отслеживать неуместное поведение. Я удивился уверенности Эмиля, ведь предложение это противоречило самому принципу, на который Брэндон опирался, создавая свою компанию.

– Подумай, сколько времени мы сэкономим для Лукаса, – сказал Эмиль, кивая в мою сторону. Снова сюрприз: я понятия не имел, что Эмиль беспокоится о моем времени.

Как и все в офисе, я притворился, что работаю, – сидел в наушниках, в которых не играла никакая музыка, и слушал спор, не вовлекаясь в него. Сотрудники вокруг остервенело колотили по клавишам. Все беспрестанно переписывались друг с другом. Временами я ловил случайные взгляды. Но никто не писал мне. А я думал, что мог бы обо всем писать Марго, будь она здесь.