На шее я заметил ожерелье с огромным брильянтом. Такую шикарную, дорогущую вещь она явно не могла купить сама. Точно – подарок. А ведь Боунс никогда раньше не делал своим рабыням подарков.

В ее голубых глазах я не заметил никакого интереса к происходящему вокруг. Она витала мыслями где-то далеко, думала о чем-то своем… Губы ее пламенели от ярко-красной помады, глаза мерцали. Выразительное лицо обрамляли глянцевитые кудри. Да, она определенно была красавицей, как и говорили.

Но все же я не впечатлился.

– Кроу!

– Что? – Я досадливо повернулся к брату. – И давай тише, мать твою, пока нас не застукали здесь!

– Камера нормально работает? Я тебя уже два раза спрашиваю.

– Нормально. Вон, смотри.

Я протянул ему свой телефон. Кейн взял его свободной рукой, взглянул на экран и присвистнул точно так же, как он сделал это на прошлой неделе. Я демонстративно закатил глаза.

– Чтоб меня, да она обалденна!

Я посмотрел вниз. Певица тянула и тянула. Музыка натурально выжимала слезу. Речь шла о любви и смерти, и я видел, как грудь женщины Боунса вздымается с каждой нотой. Я-то ее хорошо понимал.

– Я не прочь позабавиться с такой, – раздался голос Кейна. – Сунуть бы ей в рот по самые гланды!

Я отобрал у него телефон:

– Давай об этом потом как-нибудь. А сейчас нам надо понять, что она значит для Боунса.

– Да ты видел этот гребаный брильянт у нее на шее? – отозвался мой братец. – Это же вещь с самого «Титаника»!

– Да, но он ни разу к ней не прикоснулся.

– И что? Ясно, что она для него особенная. Ты-то уж знаешь, как он относился к своим прежним. Он даже на минуту не выпускал их из дома! А сейчас он сидит спокойно и, видимо, совсем не боится, что она попытается бежать.

Женщина, не отрываясь, глядела на сцену, но, судя по всему, не видела самого представления. И, даже не зная, кто она такая, я сразу понял, о чем она думает.

– Она собирается свалить отсюда прямо сейчас!

– С чего ты взял?

Я ткнул пальцем в экран:

– Смотри. Видишь, как она нервничает? Вся покраснела и едва дышит. Она дико боится.

– Ну естественно, испугаешься, когда рядом с тобой сидит псих.

– Нет… Она хочет бежать.

– Ну, не самая хорошая идея, – заметил брат. – У него тут наверняка куча охраны. А если ее поймают, то он просто замочит ее на месте. Так что лучше бы ей не дергаться, пока мы не вытащим ее из дерьма.

– Ага, как будто у нас ей будет лучше…

– Ну, мы хотя бы выглядим ничего так, – пожал плечами брат. – Да и, возможно, она совсем не против отсосать у нас.

Я посмотрел на часы:

– Спущусь-ка в фойе. На тот случай, если она выйдет.

– И что ты ей скажешь? – недоверчиво спросил брат.

– Сам не знаю. Чего-нибудь придумаю. Так что сиди тихо и дай знать, как только она выйдет.

– А с чего ты так уверен, что она собирается выйти? – спросил Кейн, когда я уже вылезал из вентканала.

– Я хорошо умею читать по лицам.

– А, поэтому ты и мизантроп! – хмыкнул Кейн, словно это была бог весть какая смешная шутка.

А ведь он был абсолютно прав.

– Ты, главное, держи меня в курсе!

Я смотрела на залитую светом сцену, на актеров – на представление, о котором я даже и помышлять не смела. Сам зрительный зал был очень стар. Казалось, он был воплощением старой Италии. Фрески, что украшали стены, могли быть созданы только гением, а затейливый узор ковра делал честь каждому, кто ступал на него.

Но я думала не о красоте – мне нужно было бежать.

Уже началось следующее действие, а я так и продолжала сидеть на месте, ничего не предприняв. А что, если отпроситься в уборную, а там прошмыгнуть сквозь окно? Тем более что на выходе из театра, скорее всего, стоят его соглядатаи и охрана. А про сортир они, вероятно, не подумали.

Да и бегала я быстро.

Было очень страшно, что правда, то правда. В случае неудачи больше всего я боялась испортить наши с Боунсом отношения, которые я с таким трудом наладила. Узнав о такой измене, он просто стер бы меня в порошок. Он спокойно мог бы убить меня, разъяренный моей неблагодарностью. Стоило ли сейчас играть ва-банк? А быть может, он испытывает мою верность и ждет, что я попытаюсь предпринять попытку к бегству?

Я не могла принять правильного решения.

Я не знала, что мне делать.

Сердце бешено колотилось в груди, а руки разом вспотели. В глотке пересохло, отчего стало больно сглатывать слюну. Я боялась прикоснуться к бокалу с вином, так как меня тотчас бы стошнило. Боунс сидел, весь погруженный в действие на сцене, и не обращал на меня никакого внимания.

После спектакля мы вернемся домой, и он опять залезет на меня. Сначала он изнасилует меня резиновым членом в задницу, а потом трахнет по-обычному. При этом он заткнет мне рот кляпом, чтобы не слышать воплей. Боунс не пользовался смазкой, желая доставить мне побольше страданий. Так что мне придется нарочно теребить пальцами клитор и думать о всяких возбуждающих вещах или представлять себе Джейкоба. Тогда станет чуть лучше, и боль не будет казаться такой ужасной, а Боунс подумает, что я намокла из-за его фрикций. Хотя какое тут – я его ненавидела.

Нет, я не смогу вернуться в этот особняк.

Не хочу.

Я должна бежать – сейчас же!

– Извини, мне нужно в уборную, – сказала я, поднимаясь со стула в ожидании, что Боунс остановит меня.

Я почти почувствовала, как он хватает меня за запястье и усаживает обратно.

Но он согласно кивнул.

Я вышла в коридор и, сдерживая дрожь, стала спускаться в фойе. Интересно, подумалось мне, не следит ли он сейчас за моей вертлявой задницей? Или же он действительно мне доверяет?

Проверить это не представлялось возможности, и я продолжила свой путь.

Выйдя в фойе, я огляделась. Вроде чисто. На меня никто не обращал внимания. Как мне показалось, тут точно не было людей Боунса.

И именно тогда я заметила человека в темном костюме, что сидел у барной стойки. Он наклонился вперед, причем одна его рука оставалась в кармане.

Еще я заметила, что под пиджаком на нем была рубашка с серым воротником и бирюзового цвета галстук. Впрочем, долго размышлять об этом было некогда. Темный костюм напоминал друзей Боунса, которые наведывались к нему, но вот такого приятного галстука не было ни у кого из них.

Мужчина был выше среднего роста. Я обратила внимание на его мускулистые ноги и на широкие, словно крылья орла, плечи. Да, еще у него были длинные пальцы – сильные, типично мужские. Он был строен, почти поджар. В нем не было ни капли жиру, только мускулы, сухожилия и кожа. Настоящий атлет, который никогда не потолстеет, сколько бы он ни пил.