В девятьсот шестнадцатом году иллюзионист с супругой отправились на пароходе в Европу. Однажды ночью Гудини внезапно проснулся в своей каюте и, точно охваченный жутчайшим горем, с рыданиями вновь повалился на постель. Позднее он узнал, что именно в тот самый момент его мать скончалась от сердечного приступа.

Вспомнив гибель миссис Уайт, я вздрогнул. В ту ночь Генри метался в слезах, мучимый таким же предчувствием. Это был наш секрет, который старший инспектор знать не мог. Однако я стал понимать: Дрю явно проводил аналогии между жизнями Гудини и Генри. Но с какой целью?

Я украдкой глянул на друга. Генри больше не смотрел в пол, он жадно слушал рассказ полицейского.

– Гудини безумно любил мать, – повторил Дрю. – Он почитал ее, боготворил, заваливал подарками. Ее смерть стала переломным моментом в его жизни. Величайший иллюзионист, «Король наручников», «Принц эскапизма» впал в неутолимое отчаяние. Разумеется, он не мог больше появляться на сцене. Облегчение, как ни странно, в конечном счете дала ему вера. Гудини всерьез увлекся спиритизмом, стремясь еще хоть раз связаться с ушедшей матерью. Все попытки неизменно заканчивались неудачей, и отчаяние его переросло в ярость. Он стал беспощадно мстить спиритуалистам, разглашая секреты их трюков. Многие из тех, кто заявлял о сверхъестественных «силах», оказались обычными шарлатанами. Гудини буквально уничтожал их, с безжалостной решимостью разоблачая всех и каждого.

Несмотря на это, достоверно мысли Гудини о загробном мире нам неизвестны. Поговаривали, что глубоко в душе он действительно верил в паранормальные феномены. На смертном одре иллюзионист послал сообщение жене, каким образом с ним можно связаться после смерти. Но Бесс Гудини и сама скончалась в сорок третьем году, и мы уже никогда не узнаем, смогла ли их семья пересечь непреодолимую черту.

Закончив лекцию, Дрю закрыл книгу и с удовлетворением оглядел собравшихся.

– Вы еще не поняли? – осведомился он.

Артур поднялся.

– А должны? Да, между характерами моего сына и Гудини есть явное сходство, но что с того? Инспектор, я боюсь, репутация психолога ударила вам в голову. Вы пытаетесь разглядеть тонкости, которые вряд ли являются фактами.

Дрю сделал несколько шагов к камину, но остановился и вновь посмотрел на свою невольную аудиторию.

– Но как все-таки очевидна их близость, – тихо произнес он. – Я провел три долгих дня, опрашивая людей, связанных с Генри: его друзей и родных. Мы обсуждали все: детство, интересы, характер. За это время я очень многое узнал о нем. – Голос старшего инспектора дрогнул. – И теперь с уверенностью могу утверждать, что знаю о Генри столько же, сколько и каждый здесь присутствующий. Но такова моя работа, не более того. Психология – вот она, перед вами.

Давайте вместе проанализируем «явные сходства» Генри и Гарри Гудини. Во-первых, оба родились преждевременно. Здесь нет ничего особенного, не перебивайте, пожалуйста. С раннего возраста и тот, и другой забавляли друзей трюками, наловчились открывать запертые двери, а потом обоих покорил цирк. Каждый из этих детей имел одно заветное желание: поражать, изумлять, находиться в центре внимания. Теперь видите? Видите их всепоглощающий эгоизм, их непомерную гордость?

Я хотел вмешаться, но Артур Уайт меня опередил.

– Инспектор, вы преувеличиваете. Право слово, преувеличиваете. Ваши слова можно в той или иной степени отнести к любому артисту, – усмехнулся он.

Точность замечания писателя, по-видимому, разозлила Дрю. Он круто развернулся, схватил книгу, вытащил фотографию, вложенную между страниц, торжествующе помахал ею и провозгласил:

– Посмотрите, вот фото Гарри Гудини. Оно никого вам не напоминает?

Сходство с Генри было фантастическим. То же широкое лицо, те же волосы, разделенные пробором посередине, тот же взгляд, та же приземистая фигура. Тем не менее в мире, должно быть, существовали тысячи подобных людей.

Генри, не пропустивший ни слова из монолога старшего инспектора, жадно уставился на фотографию. Больше, как мне подумалось, никто ей не заинтересовался.

Внезапно Артур засмеялся, но смех его, похожий на истерический, оборвался так же резко.

– Это уже слишком, инспектор. Если вы шутите, то слишком топорно. Поражаюсь, что человек с вашей репутацией способен опуститься до мелких…

– Мистер Уайт, – перебил его Дрю, хищно сверкнув глазами. Затем он осекся и продолжил мягче: – Или правильнее называть вас «мистер Вайс»?

Артур вздрогнул, его лицо исказилось от страха. Он пробормотал:

– Но как вы…

– Работа у меня такая. Я тщательно исследовал всех фигурантов дела. Оказалось, вы по происхождению венгр, родина ваша – Будапешт, а настоящая фамилия – Вайс. Вы сменили ее на Уайта, когда приехали в Англию в двадцать первом году. Я прав?

Голос Артура едва донесся до наших ушей:

– Да.

– Мы попытались копнуть глубже, но безуспешно. Вы были сиротой – вот и все, что нам удалось выяснить. Только вспомните сами: Гудини носил имя Эрих Вайс и тоже родился в Будапеште.

– Инспектор, – дрожащим голосом пролепетал Артур, – Вайс – распространенная фамилия. Я действительно не помню своих родителей, но ваши выводы чересчур уж притянуты за уши. Чего вы, ради всего святого, добиваетесь? Хотите сказать, что в жилах Генри течет кровь Гудини? Да если бы даже и вправду текла, при чем тут ваши изыскания?

– Я к тому и подвожу, – спокойно ответил Дрю. – На самом деле неважно, имеет ли Генри отношение к великому фокуснику или даже является его реинкарнацией.

– Реинкарнация? – вскричал Артур. – Мой сын – реинкарнация? Мне кажется, вы уже слишком далеко зашли.

– Папа, – прервал его Генри, – пожалуйста, давай дослушаем инспектора.

Дрю посмотрел на Генри и долго не сводил с него глаз.

– Вот мы и подходим к финальной точке. Вы, совсем как Гудини, души не чаяли в матери. Обожали ее до безумия и погрузились в ужасную депрессию, узнав о катастрофе. Крики отчаяния, потоки слез – казалось, любое движение ранило вас, резало по живому. Люди боялись, что вы покончите с собой. Не пытайтесь отрицать, молодой человек, я очень хорошо знаю факты. Ваше горе здесь видели все.

Теперь вернемся на три года назад и попробуем восстановить события в хронологическом порядке. Поздней сентябрьской ночью сорок восьмого года миссис Уайт гибнет в страшной аварии. Ее сын, как мы только что упомянули, безутешен. Через несколько недель по деревне начинают ходить слухи: мол, Генри изо дня в день ссорится с отцом. На самом деле это больше, чем досужие сплетни, фактически их можно назвать реальностью. Споры учащаются, принимают более жестокую форму, но – вот ведь загадка – никто не знает причины. А затем, в конце ноября, на мистера Уайта нападают. Я намеренно смягчил слово, ведь имел в виду попытку убийства – он выжил лишь чудом. А вот Генри, по чистому совпадению, теряется в толпе.