Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стоит ли ему все рассказывать? Как объяснить «Собаке», что этот треклятый офшор с его мизерными цифрами она по русскому «а че такого?» как-то упустила записать в их внутреннюю, банковскую «декларацию»? Рольф не сможет этого понять.
«Собака» радостно встречал ее у метро — они не виделись с тех пор, как она уехала в Москву, — вилял хвостом, не от вины, от радости, что видит свою хозяйку. Они пошли ужинать в их обычный ресторан за углом, который называли «наша дачная кантина». Рольф радостно рассказывал ей о своей неделе, о событиях на работе, спрашивал ее про поездку в Москву, а она думала, что ей предстоит прожить снова в очередной раз все ужасы последней недели и разрушить безмятежность мира еще одного близкого человека…
— У меня неприятности, «Собака», — сказала она с виноватой улыбкой.
— Что случилось?
— Давай будем считать, что я тебе доложилась. Чтобы ты потом не кричал на меня: «Почему ты мне сразу не сказала?!» Но мне сегодня неохота про это говорить, ладно? Я так устала в Москве. Давай просто сегодня отдохнем, сегодня пятница, надо только радоваться началу уик-энда. А поговорим про все завтра.
— Ох, ты и шельмочка. Как хочешь. Наверное, не трагично, судя по лицу.
— Конечно, не трагично, все живы, мы с тобой винцо попиваем, утром гулять пойдем. Но поговорить, конечно, надо.
— Хорошо, Madchen, завтра расскажешь. Это твое естественное право, рассказать мне, когда ты будешь к этому готова. Пошли? Предлагаю кофе пить дома, на террасе, с сигареткой. Смотри, как темно и сколько звезд. Ты на небо-то хоть иногда смотришь? Идешь, вечно глядя себе под ноги.
— А ты бы сам походил в туфлях на каблуках, тогда бы не задавал глупых вопросов…
— Завтра выходной, пойдем в лес гулять. Тебе хорошо на даче, Madchen?
— Мне хорошо с тобой, «Собака». Punkt.
К полудню следующего дня, когда Варя закончила свой рассказ, Рольф поразил ее не меньше Ивана. Никакого заламывания рук, которого она ожидала от Ивана, и никакого чтения морали, чего она ждала от Рольфа. Рольф гуглил Шуберта, расспрашивал Варю о ее разговоре с Марией. Не преминул, конечно, спросить, какого хрена она одолжила деньги своему помощнику, ведь еще год назад сама спрашивала его, Рольфа, можно ли это делать. Он ей тогда ясно сказал, что делать этого нельзя категорически. Варя видела, что у Рольфа просто язык чесался добавить что-то и про ее офшор, но он сдержался. Вообще повел себя как настоящий мужчина. «Значит, мы должны через это пройти», — был его вердикт. Этим все было сказано.
— Ты дурочка все-таки. Сколько раз я тебе говорил: ты слишком много о себе рассказываешь, постоянно теряешь всякие бумаги, легкомысленно относишься к деньгам. Безответственный, глупый ребенок. Теперь я буду тобой руководить. Ты будешь мне все-все рассказывать? Просто поражаюсь, насколько ты не понимаешь жизнь. Хорошо, что хоть сообразила адвоката взять. Откуда он? Что ты про него знаешь?
Вопросам не было конца. В них было столько заботы Рольфа о ней, Варе. У Вари на душе становилось все спокойнее. Уж с Рольфом-то — в придачу к Мэтью — она точно не пропадет. Как же она недооценивала «Собаку», умного, опытного, чуткого, с большой упрямой головой, в которую упакованы великолепные мозги. С его преданным сердцем, которое сейчас живет ее, Вариной, бедой. «Собака, милый мой Собака, — шептала она Рольфу, — спасибо тебе, что ты меня понял и принял весь этот кошмар, который я сотворила собственными руками. Не бросил меня в беде». — «Не говори глупостей, как я тебя брошу? Мы должны это пережить и перебороть. Wir mussen durch. Не думай сейчас об этом, тебе сейчас надо просто гулять, отдыхать. День прекрасный, осень, пора красок». Но не проходило и пяти минут, как Рольф снова задавал ей очередной вопрос. Видно было, что он сам в тревоге. Он хотел жить ее жизнью. Действительно, не было бы счастья, да несчастье помогло. Вот как люди раскрываются…
Прошла неделя, началась следующая. Варя часто ездила к Мэтью. Они с Рольфом между собой называли его «тренер». Для конспирации. А также в силу естественной роли, которую Мэтью играл в ее жизни на данном этапе. «Тренер» поражал Варю своим умом, когда они сидели вместе, и своим пофигизмом, едва она выходила за дверь. Он должен был написать заключение для Москвы о процедурной стороне дела — вместо двух дней это заняло пять, и письмо было написано левой ногой.
— Мэтью, вот тут… по-моему, этот кусок стоит не на месте. А если его сюда переставить, то вся вторая страница станет повтором. И везде слишком много оговорок, как будто ты сомневаешься в том, что пишешь.
— Это обычное письмо адвоката. Я не могу ничего категорично утверждать. Я и так сделал письмо гораздо более колким, punchy, чем принято, потому что его будут читать политики. Дальше заострять его я не могу. Это же юридическое заключение, а не политический памфлет.
Варе было как-то неловко. Мэтью сразу себя так поставил, что он — великий, но клиентам этим в глаза не тычет, профессионально считаясь с их глупыми соображениями. Варя стеснялась прямо сказать этому снобу-концептуалисту, что схалтурил он, ей-богу. Мэтью казался насупленным, и это могло означать все, что угодно.
— Мэтт, я не слишком много своих мнений высказываю? В конце концов, ты же знаешь лучше… Я боюсь, а вдруг тебе со мной не комфортно работать?
— Мне интересно с тобой работать. Месяц всего прошел, а ты уже в пятерке моих любимых клиентов. Ты легко схватываешь суть, умеешь смотреть фактам в глаза. Знаешь, сколько клиентов часами говорят только о том, как все несправедливо? Многие люди вообще не понимают, в чем их обвиняют. А ты подготовлена и настроена на системную работу, понимаешь, где причина, а где следствие, легко определяешь место каждого элемента в общей системе. Хочешь к нам на работу прийти, когда вся эта история закончится? Наша контора не так богата, как твой банк, вряд ли ты будешь у нас первым классом в Москву летать, но у тебя мышление детектива, ты понимаешь суть ситуации и мотивы людей. Считай это предложением.
— Типичные слова мужчины, грош им цена. Сейчас ты, может, и сам в это веришь, а придет пора — найдешь кучу причин, по которым это невозможно.
Мэтью с каждой неделей все больше нравилось разговаривать с Варей. Конечно, когда она начинала ему высказывать свое мнение о его бумагах, это было смешно, но не настолько, чтобы раздражаться. Забавная особа, умненькая, мозг гибкий, а еще смелая, не ноет, не плачется, относится к ситуации с юмором. Одним словом, smart!
— Не буду спорить, мэм. Ваше знание жизни вообще и мужчин в частности у меня не вызывает сомнений. Однако уже шесть. Хочу предложить спуститься вниз, выпить со мной бокал вина.
— Конечно. Хорошо, что мы с тобой добили это письмо, правда?
— Да, но секретарь уже ушла, а я без нее в этих файлах могу все перепутать. Отправлю тебе чистовой вариант утром. Что будешь пить?
— То же, что и ты.
— Расскажи мне, зачем тебе вообще этот банк? Это сплошь бюрократия и политика. Ты настолько smart, неужели не хочешь заниматься чем-то более живым, реальным?