— Я смотрю, у вас в банке все уважают латынь. Похвально. Да, Барбара связана с большим количеством клиентов. Была ли эта связь преступной? Возможно, да. А возможно, и нет. Вы ждете от меня бездоказательных оценок? Это может мне стоить работы.

— Что-то я не понимаю вас, Ричард. Вы — главный следователь CID,[17]сидите и рассуждаете так, будто вы адвокат этой Барбары. Вы что, забыли, для чего вас наняли?

— Мария, это переходит все границы. «Для чего меня наняли», подумать только! Меня наняли провести независимое расследование. Мне уже тогда было ясно, если называть вещи своими именами, как вы только что сделали, что у вас была задача не выяснить, нарушала ли Барбара ваши правила, а доказать это. Я это доказал, если в Москве захотят закрыть глаза на то, что жалоба Серикова не выдерживает никакой критики. Сейчас вы, простите, несете чушь. Я юрист, а не сочинитель или моралист, понятно? Я всю жизнь писал обвинительные заключения. Я никогда не писал политических памфлетов и не подряжался этого делать и в данном случае. Эта Барбара вызывает у меня не меньше раздражения, чем у вас. Я вытащил весь возможный негатив: убедительно показал в докладе, что она лжива, ее ответы неправдивы, она не сотрудничала со следствием, потому что у нее на это, несомненно, есть причины. Политики, думаю, будут способны принять однозначное решение. Какого рожна вам еще надо?

— Хорошо, если вы отказываетесь давать оценку каждому факту, я настаиваю, чтобы вы, по крайней мере, в приложениях привели весь собранный материал. В совокупности он дает гораздо более яркую картину. Что же касается ваших оценок, то вы должны их все же заострить. Не забывайте, что это не просто расследование. Всем этим фактам будет дана еще и политическая оценка. Наши акционеры, в Брюсселе, например, очень пристально следят за этим процессом.

— Не думайте, что я не понимаю политической составляющей. Но настаиваю, что это должно быть юридическое заключение, а не политический памфлет…

Они препирались два дня. Доклад удалось существенно заострить. Шуберту было некомфортно. Эх, если бы только он мог посадить эту Барбару в камеру и допрашивать каждый день… Тогда бы у него получился не доклад, а конфетка.

* * *

— Madchen, меня не будет два дня, вызывают в штаб-квартиру.

— Во Франкфурт?

— Ну да… Ты тут два дня без меня проживешь?

— Со дня на день должен прийти этот fucking доклад, мне надо будет сразу садиться писать свое опровержение.

— Ты пока готовь структуру, делай черновик. Ведь примерно понятно, что этот Шуберт в нем напишет. А я к концу недели вернусь.

Рольф обернулся быстро, Варя даже не почувствовала его отсутствия. Они с Мэтью встречались теперь по четкому расписанию, ровно через день, она приносила ему кусками свои наработки для обсуждения. В конце месяца счет от Мэтью обещал быть увесистым.

Когда наконец пришел доклад Шуберта, Варя открыла его уже в метро, по дороге к Мэтью. Она обливалась холодным потом, читая про свою жизнь, вывернутую «композитором» наизнанку. Он приводил фрагменты ее мейлов, выдержки из ее публичных заявлений. Все вне контекста, все свалено в одну кучу, подобрано и перемешано так, что делает ее монстром. И конечно, чудовищные выводы. А этот огромный том приложений, к чему это? Там все ее счета, все телефонные контакты, имена всех строителей, которых она нанимала для ремонта, счета за отели, за лыжного инструктора, фотографии дома ее приятеля из Милана. К чему это? На эти данные не было даже ссылок в самом докладе! Он что, по весу свою работу сдавал, что ли? Она входила в здание на Чансери-лейн, думая только о том, как не разрыдаться, сохранить лицо перед Мэтью. Как только Шуберт посмел написать такое! Ведь это оберточная бумага, в которую упакован холодный полый ноль. Надутый Шубертом до размеров мистификации, от которой Москва содрогнется.[18]Но ведь не об этом же говорить с Мэтью.

Мэтью не удивился содержанию доклада, он удивился выдержке своего пятого любимого клиента. Вот что значит воспитание чувств. Чувства знают свое место и сейчас сидят под замком. Когда Варя позвонила сказать, что едет к нему с полученным докладом, Мэтью, взглянув в календарь, подумал, что остаток дня придется выслушивать сетования, насколько голословен и несправедлив каждый пассаж. По практике он знал, что такие непродуктивные обсуждения неизбежны. Что с этим поделаешь, люди… В конце концов, каждый час оплачен, сострадание клиенту — тоже его работа. Сейчас явится и будет убеждать его, что он, Мэтью, должен дать отпор каждому бездоказательному обвинению. Естественная реакция человека, ищущего защиту. Он был поражен, когда Варя сказала, что обсуждать сейчас нечего, она хочет только оставить копию доклада, чтобы каждый из них прочел документ с карандашом в руках и сопоставил с собственными материалами, тогда можно будет что-то обсуждать.

Они были из одного теста, Мэтью и его пятый любимый клиент, который стремительно повышал свой рейтинг. Мэтью читал доклад, предвкушая свой очередной интеллектуальный праздник. Как он расправится с Шубертом! У Мэтью на него, как известно, был собственный зуб. А Варя — молодец. Она ему поможет. Точнее, не будет мешать своими эмоциями, как это делали бы многие другие. А еще она увидит, как он, Мэтью, разнесет шубертовский доклад в пух и прах. Приятно, что на этом празднике он, Мэтью, будет не одинок. Хотя на интеллектуальном пиру сотрапезники не нужны, но зрители не помешают.

На выходные Мэтью, забрав доклад, уехал в Сассекс, оставив Грейс развлекать своих избалованных детей в Кэмдене. Он сидел перед камином, пил шампанское, читал и размышлял. Этот процесс он называл thinking and considering, считал его важнейшим вкладом в построение защиты и, не стесняясь, прямо под таким названием и включал в счета клиентам потраченные на него часы.

Реальность — ничто, да и на ее самостоятельную интерпретацию способен всякий, у кого есть хоть какие-то мозги. Доказательная сила интерпретации, конечно, зависит от твердости базиса фактов. Но гораздо больше она зависит от правильной концепции. Именно она создает для фактов контекст, русло, по которому они текут, в котором оцениваются. В конечном итоге схватка обвинения и защиты — всегда схватка двух концепций, положенных на чаши весов Фемиды. Их оценивает восприятие Фемиды, чувственные ощущения женщины с завязанными глазами. В данном случае его концепция будет оцениваться не женщиной с завязанными глазами, а политиками. Их глаза не завязаны, зато они заняты оценкой огромного количества шахматных полей, на которых одновременно играется множество партий. Создать концепцию для таких игроков — задача, достойная творца. Challenge. А Варя — благодарный зритель, она будет способна оценить его творение.

Варя тем временем тоже работала в одиночестве. Никто не знает ее жизни лучше, чем она сама, и только она в состоянии написать о ней правдиво. Мэтью не сможет это сделать за нее, он должен лишь дать оценку ее тексту, поправить его. Она сидела за компьютером у себя дома вечерами в будни и у Рольфа на даче в выходные. Рольф был бы не «Собака», если бы не совал свой нос в ее работу, не обнюхивал все вокруг. Он изводил Варю чтением через плечо и уточняющими вопросами. Они цапались и огрызались. Варя считала, что он ей только мешает, сбивает с толку. Наконец Рольф не выдержал: