лицу и бровям. Тогда можно представить, что его предположения о сексуальных наклонностях философа возникли как раз при виде выпученных глаз Сократа. Это классический симптом состояния, известного как гипертиреоз (синдром, обусловленный гиперфункцией щитовидной железы, когда она вырабатывает избыточное количество гормонов. – Пер.). Так что единственное, что мы узнаем из «диагнозов» Зопира, – это форму ключиц Сократа.

Отметим, что Зопир смог с точностью описать строение обнаженных плеч Сократа. Это наводит на мысль о том, что он реально мог их видеть, когда Сократ, например, танцевал или боролся без одежды с их общим с Зопиром учеником Алкивиадом. Подобные свидетельства близости с их высокородным подопечным должны были вызвать негодование воспитателя-фракийца. Ведь он, в отличие от Сократа, не был свободным афинским гражданином или воином, а значит, не мог пользоваться уважением со стороны своего заносчивого и своенравного ученика.

Имеется и другой интересный эпизод, описанный учеником Сократа Федоном из Элиды в его диалоге «Зопир», к сожалению, не сохранившимся до наших дней. В этом эпизоде явно недоброжелательно настроенный Зопир перечисляет целый список недостатков и пороков, за которые Сократ, если судить по его внешности, подлежит всеобщему порицанию. Присутствовавшие подняли на смех фракийца, приписывавшего подобные недостатки Сократу, которого они все хорошо знали.

И тогда Сократ, с характерной для него ироничной жестикуляцией, любезно выступил в защиту Зопира. Философ заявил, что Зопир совершенно прав, поскольку именно к таким порокам сам Сократ был склонен от рождения. Но, добавил он, если этих пороков сейчас за ним не числится, то причина в том, что он сумел силой разума избавиться от них.

Столь ловким ответом Сократ разом опроверг все выводы теории Зопира по поводу своего характера, подтвердив в то же время неизменность своей философской позиции о превосходстве разума.

Сократ и его второе «я»

В молодости красавец Алкивиад был знаменит в Афинах своими проступками и выходками. Однажды, разгневанный явным безразличием одного из своих учителей к поэзии Гомера, он ударил того по лицу. В другой раз – сорвал заседание Государственного совета, запустив в зал перепелку. Он шокировал своих сограждан, приобретя длиннохвостого мастифа, а затем, отрубив собаке хвост, прогуливался с ней по городу. Когда его стали в этом упрекать, Алкивиад заявил, что таким образом хотел отвлечь общее внимание от куда более худших своих поступков.

Склонность юноши к недостойному поведению вызывала ярость его опекуна Перикла. Двоюродная бабка Алкивиада Аспазия, будучи если не официальной, то фактической женой Перикла, была, похоже, более снисходительна. Можно предположить, что она, на пару с Сократом, не раз вступалась за мальчика. Столь же снисходительно относилась к Алкивиаду и большая часть афинян. Они, казалось, были готовы простить ему любой проступок, видя в нем необычайно красивого и умного юношу, проявляющего похвальное рвение к успеху и всеобщему признанию.

Сам Сократ, возможно, видел в юном сорванце родственную душу. Он сам в юности прогуливал уроки, за что не раз бывал наказан своим отцом Софрониском. Многое из того, что мы видим в Сократе и в его пожилые годы, отдает озорством и непослушанием, так что в молодости он, возможно, тоже был склонен к проказам. Точно так же, как Алкивиад, Сократ обладал неистовым характером, и часто изображается Платоном как человек, решительно не желающий в чем-либо уступать своим соперникам. Даже в подавляющем большинстве благожелательных к нему описаний, оставленных Платоном и Ксенофонтом, встречи Сократа со сверстниками и людьми старше по возрасту показывают его как человека абсолютно нетерпимого к идеям или высказываниям, которые он считает неправильными или несущественными. Причем настолько, что, как пишет Платон в диалоге «Менон», разгневанный собеседник9 мог даже угрожать Сократу физической расправой.

Если Сократ в свои преклонные годы выглядит этаким интеллектуальным драчуном, зачастую относящимся к спору как к борцовской схватке, в которой можно лишь победить или проиграть, то целью философа всегда было избавление от ложных представлений и приближение к истине. Молодой же Алкивиад заботился не столько об истине, сколько о почестях и о том, как он выглядит в глазах других. Он был одержим тем, что называлось philotimia, то есть любовью к почестям. Вообще-то это было характерно для всех честолюбивых политиков, да и стремление к успеху приветствовалось афинским обществом. Беспредельное стремление Алкивиада к славе проявилось и в том, что он принял от военачальников награду за доблесть при Потидее. Хотя прекрасно знал, что по праву она полагалась Сократу, без вмешательства которого он, скорее всего, был бы убит.

Той культурной среде, в которой вращался Сократ, как, впрочем, и Алкивиад, было присуще стремление к воинским почестям и славе. Но такого рода признание, похоже, уже не было для Сократа целью, пусть некогда и желанной.

В платоновском «Пире» Алкивиад, говоря о Сократе, словно срывает некие внешние покровы, чтобы выявить скрытую под уродливой внешностью философа его внутреннюю красоту. Мы же, в свою очередь, можем попробовать снять слои, прикрывающие канонизированный облик Сократа, чтобы разглядеть под ними скрытого внутри его Алкивиада.

В молодые годы Сократом тоже владело стремление к успеху, подогреваемое знаменитой фразой из гомеровской Илиады: «Всегда будь лучшим и выше других» (кстати, она стала впоследствии девизом Александра Македонского). Так что Сократ вряд ли осуждал военные и политические амбиции Алкивиада. Скорее он оценивал их глазами человека, который, будучи когда-то склонен пойти по тому же пути, намеренно решил от него отказаться.

С этой точки зрения Алкивиада можно рассматривать как альтер эго, или второе «я», молодого Сократа. То есть как этакого лихого героя-воина, которым начинающий философ, как и другие афинские мужчины его возраста и положения, мог бы когда-то стать. Но к тридцати годам в мировоззрении и устремлениях Сократа что-то сильно изменилось. И в итоге он посвятил свою жизнь достижению иной, но не менее героической задачи: помочь своим согражданам глубже понять цель их жизни.

Алкивиад и Сицилийская экспедиция

В конечном счете Алкивиаду было суждено пройти по пути личных почестей и славы – вплоть до полного самоуничтожения. Современные Платону читатели его труда «Пир» наверняка вспомнили бы, как всего через год после празднования у Агафона, происходившего в 416 г. до н. э., Алкивиад предложил и в итоге возглавил, наряду с другими военачальниками, самую значительную и судьбоносную военную кампанию в истории Афин. Речь идет о гибельной экспедиции по завоеванию Сицилии.

Побережье Сицилии в то время было в основном заселено греками, жившими в разных по своему размеру и значимости городах-государствах. Самым крупным и богатым из них на острове были Сиракузы, соревновавшиеся с Афинами в могуществе и культурном престиже.

Соперничавшие с Сиракузами сицилийские города Сегеста