Остальные ретировались к опушке леса.

Первой шла Ягиня, держа в руках штук десять расписных деревянных ложек, за нею семенил Домовой с чугунком, прикрытым караваем хлеба, последней семенила Мышь, подпрыгивая толстым задом, стараясь не отставать.

– Не торопись, Хозяйка, супчик-то горячий, – пыхтел Домовой.

– Хлеб взял?

– Как же без хлеба? Вон он на котелке сверху прыгает. А могли бы у костра посидеть.

– Нечего за людями подглядывать, в лесной сторожке устроимся.

Со всех сторон к Ягине, Домовому и Мыши потянулись темные тени. Они уплотнялись и становились существами, напоминавшими многих славянских полубогов. Кривоногий лохматый Анчутка. Медведь, бредущий на задних лапах. Высокий резкий Велес с колчаном стрел и луком за спиной, с золотыми волосами в четырех косах. Большой серебристый волк, смотрящий человеческими глазами. Скоморох в одежде из заплат и с бубенцами на шапке с «рогами».

Одна тень задержалась на опушке, оглянулась. Заблестели глаза. Женский силуэт вытянулся и материализовался в худую высокую женщину. Она была непонятного возраста и не красавицей, но самое яркое впечатление оставляли глаза. Большие, черные и очень злые. Взгляд летел через поляну, в окно, светящееся мерцающим огнем трех свечей. Во взгляде было столько ненависти, что он мог прожечь толстые бревна избы… Но тут женщину грубо дернула за рукав темного платья появившаяся из темноты Ягиня.

– Только попробуй испортить ритуал, я тебя, Кикимора, сошлю в Европу, будешь в Берлине в зоопарке сидеть, других болот там уже нету.

– Он мой! – сверкнула глазами Кикимора. – А ты под него чужую бабу подкладываешь!

– Знаешь что, «дорогая»… – Ягиня шипела Кикиморе в лицо. – Ты перестань доставать Лешего, он, бедняжка, от тебя в Сибирь сбегает, в прошлом году аж на Курилы подался. Не нужна ты ему. Тем более что родить ему ты не можешь. То есть детей у тебя много, но все не от него.

– Я тебе этого не прощу… и ей…

Очнулась Елена, сидя на полу у стены, рядом лежала медвежья шкура с кинутой сверху простыней.

– Пить хочется, – прошептала Елена.

Здесь, в деревенской избе, она была в полной зависимости от мужчины. Леший стоял у окна, смотрел в темноту, в лес. Он обернулся, глаза продолжали сиять. Взяв со стола кружку, он сел на корточки перед Еленой. Забирая кружку из его руки, Елена не нарочно дотронулась до его пальцев, и ток желания пробил ее по всему телу.

В кружке была простая родниковая вода. Выпив ее, Елена не стала вставать, а поставила кружку к стене, на пол.

Леший сидел напротив и наблюдал за нею, затем уверенно и нежно провел ладонью по лицу, по шее, по груди. Елена, замерев, ждала, что будет дальше. Леший, оставив правую руку на груди Елены, левой рукой погладил ее ноги и стал гладить все выше, задирая подол длинной рубахи.

От забытой нежности любовных ласк Елена окончательно потеряла голову. Ей захотелось почувствовать губами тепло кожи Лешего, ощутить упругость его мышц своими руками. Его лицо приблизилось к ней, и Елена обняла Лешего, прижавшись к нему всем телом.

Рассвет разбудил Елену солнечным лучом. Улыбнувшись, она потянулась и перевернулась на бок. Открыв глаза, она увидела одеяло, которое не могло находиться в ее квартире. Кажется, техника, когда сшивалось полотно из кусочков разноцветной ткани, называлась «пэчворк». Где-то она недавно видела подобные образчики народного творчества. Резко повернувшись, Елена посмотрела вверх. Над головой были доски избы.

Медленно сев, Елена оглянулась. На полу расстеленная медвежья шкура с простынею, отделанной старинными кружевами, пестрое одеяло, наволочки с вышивкой «прошва» на подушках.

Рядом, раскинувшись, спал Леший. Красивый, стройный, мощный. Солнце грело его живот, волосы змеились по подушке, ресницы чуть подрагивали, прикрывая глаза, смотрящие сон.

За окном, с прибавлением света, все громче начинали петь птицы.

Елена наклонилась поцеловать Лешего, но снаружи зашуршала трава.

Елена быстро перешла к открытому окну, перегнулась через подоконник. Внизу зеленел огород.

Среди грядок показались сначала прозрачные от восходящего солнца розовые уши Мыши, а затем и она вся. Мышь моргала изумрудными глазами и ела морковку. Но тут она начала принюхиваться и смотреть в сторону опушки.

Елене было непонятно ее волнение, а Мышь учуяла запах теплых очищенных вареных яиц. Мышь, как и все ее соплеменницы, не смогла справиться с искушением вкусно наесться и побежала на запах.

Луч солнца прошел по поляне, в лес, и между деревьями показался проход, высветив извилистую тропку.

Елена подняла с пола рубаху, прихватила кроссовки и, одеваясь на ходу, выпрыгнула из окна. Она попала в крапиву, но не обратила на нее внимания и побежала по поляне за уходящей Мышью. Не оглядываясь.

Встав со шкуры на полу, Леший подошел к окну и смотрел ей вслед. Он печально улыбался.

Между двух сросшихся елей в темноте хвойных лап стояла Кикимора и держала в руках вареные яйца. На себя, вчерашнюю, она была мало похожа. Сейчас только глаза выдавали ее, а тело стало частью кривой сучковатой ели. Как только Мышь добежала до нее, она отломила половинку яйца и бросила на землю. И тут же Кикимора исчезла, материализовавшись на десять метров впереди.

Кикимора появилась еще три раза, то деревом, то пнем, то в корнях упавшей сосны, раскидывая приманку. И она сработала. Мышь послушно бежала, открывая выход из леса, забыв об обязанностях сторожа.

Тропинка в лесу перестала быть четкой, вокруг менялись деревья, все больше росло дубов, впереди показался просвет.

Остановившись, Лена попросила Судьбу, чтобы впереди была не поляна с избушкой. С нее хватит, иначе крыша съедет окончательно.

Людские голоса вмешались в шум леса, и Елена поспешила вперед.

* * *

Пикник по поводу празднования десятилетия основания фирмы «Шанс» продолжался.

Зоя все так же смотрела в лес.

Коля копался в микроавтобусе, переставляя запаску, рюкзаки, мелкие запчасти. Достав большой белый пакет, показал его Ольге, стоящей между костром и скатертью.