Но мать ответила, как отрезала:

— Тогда ты бери на себя дом, огород и хозяйство! Все равно не учишься, так хоть делом будешь занят. А то сам ни в хрен собачий негож и мне мешаешь! Если и дальше так, самого из дома выкину. Не учишься и не помогаешь, только дармоедствуешь! Сколько можно терпеть? Да еще грозится, говно собачье! — Влепила по заднице. Борька даже внимания не обратил. А через неделю в доме появился Герасим.

Нет, он не выпивал. И ладони его рук были жесткими, мозолистыми. Он мало говорил. Почти не обращал внимания на Борьку. Лишь изредка оглядывал.

Отчим не заискивал перед ним. Крайне редко обращался к пасынку. И у того не было повода жаловаться на него.

Они исподволь присматривались друг к другу, не упуская ни одного промаха. Герасим замечал все, но в большинстве случаев молчал, жалея самолюбие пацана. Тот не умел держать язык за зубами. Приметив в первый же день рваную пятку на носке отчима, фыркнул в кулак и указал матери на бедность гостя. Увидел латку на рукаве рубашки, небритую шею и спросил:

— Из бомжей возник к нам?

— Почему? Я домашний, — заикнулся Герасим.

— Отчего штопаный? — показал на рукав.

Человек смутился:

— Первую попавшуюся надел. Не глянул хорошо.

— А носок тоже дырявый у тебя, — поймал момент, когда Наташка подошла к столу.

— Слушай, Борька! У тебя трусы из-под брюк вылезли и сопливый платок комком в кармане топорщится. Из ушей сера на шею потекла. И волосы с утра не причесаны. Из носа цигарки до подбородка повисли. А ну бегом, приведи себя в порядок! Уж потом мне укажешь!

Пацан боком выскользнул на кухню. И уже через щелку в занавесках разглядывал гостя. Тот все видел.

Борька следил за каждым шагом отчима, а тот вскоре спросил:

— В каком классе учишься?

— Ни в каком. Свое получил, с меня хватит!

— Ты что ж это, устал учиться?

— Зря время терять не хочу.

— Уверен? А как жить станешь неграмотным?

— Как все! Теперь много пацанов школу бросили. К чему башку мусором забивать?

— Слушай, Борис, уважать не будут тебя!

— А мне плевать. Уважение жрать не станешь. Вон наша училка прямо на уроке с голоду возле парты упала. А неграмотные пацаны моют машины, продают газеты и сыты! Кому нужна такая учеба? Вон посмотри, кто в бомжи свалил. Вся интеллигенция! Даже академик имеется! Ну а проку? Кто поможет ему из бомжей вырваться? Таким и сдохнет. А те, что не учились, всегда на хлеб заработают. Им не до гонора и выбора. Не дадут им — сами возьмут. И время на уговоры терять не будут…

Эти слова насторожили. Увидел, что Борька не, только злой, а и жестокий пацан. Даже соседскому коту прохода не давал. То камнем в него запустит, то из рогатки обстреляет железками. У девчонок конфеты выпросил. Одна не отдала — в крапиву толкнул. Соседу-старику в махорку пороху насыпал. Тот усов и бороды лишился. Где взял порох, теперь и не спрашивай. Его найти проще, чем хлеб.

Герасим видел, как любит пацан деньги. На всякие пакости идет, лишь бы в кармане зашелестело. Попросил отчим принести глины под навес, Борька руку протянул и потребовал:

— Позолоти лапу вначале!

Не поверилось. Пацан тут же сбежал на улицу.

Прибрать в доме или во дворе — не заставить. Вот тогда и вывел из терпения. Обругал, пригрозил ему Герасим. Тот к крутым. И давай там жаловаться, что отчим достает. Защиты попросил у них.

А уж когда вломил за деньги, прямо пообещал урыть спящим. Грозил, что никогда не простит и за него есть кому вступиться.

— Говнюк! Сопляк мокрожопый! — ругал Герасим Борьку, ловя его по двору, но тот сиганул через забор и, остановившись на дороге, сказал:

— Я тебя еще проучу, козел патлатый! Яйцы голыми руками оторву!

Конечно, когда тот вечером вернулся и снова влез в карман отчима, Герасим отлупил его всерьез и больно.

Пацан долго хлюпал носом, ждал с работы мать, сидел на крышке колодца.

— Чего тут киснешь? — спросил отчим.

— Прощусь с мамкой и утоплюсь. Из-за тебя! — крикнул на весь двор.

— А чего ждешь? Вон она идет. А я пока крышку открою!

Ох и злился Борька! Чего только не наплел на Герасима. Но Наталья хорошо знала сына и не поверила. Герасим сам рассказал все как было:

— Пойми, Наталья, дом нужно не только отремонтировать, а и старую рухлядь хорошей мебелью заменить. Я откладывал на нее, а Борька украл. За лапу поймал. Так он еще мне грозит.

— Гер! Ты мужчина! Возьми в руки пацана! — попросила со слезами.

И рад был бы, но терпения не хватало. Сам себя стал бояться, чтоб не перегнуть.

Не только крутые, а и алкаши, и пацанячьи стаи гонялись за Борькой, чтоб свести с ним свои счеты. Герасим не подпускал их к крыльцу, останавливал у порога.

— Что стряслось? — рявкал на весь двор, и ребятня, вбирая головы в плечи, говорила:

— Дяденька! А ваш Борька к нам в печную трубу петуха засунул. Мы его вытащить не можем, и кур топтать некому…

— Хорошо! Я приду и достану!

— А нашему козлу чем-то жопу помазал, и он теперь в избе всю мебель и посуду побил. Никак на двор не выгоним. На всех кидается.

— У нас всю скамейку перед домом говном вымазал.

— А нашу собаку унес на крышу и к печной трубе привязал. Деду сказал, что не снимет без денег.

— У нас в колодце хомут утопил, а он не наш…

— Дяденька! Привяжите Борьку во дворе на цепь. Он хуже собаки сделался!

Герасим едва успевал исправлять шкоды пасынка. Лишь косил на Борьку зло. Тот знал, за что, и не случайно держался подальше.

В деревню отчим отправил пацана не только подальше от крутых — ему и самому хотелось отдохнуть от него. Но появляться в деревне боялся. Он слушал мать, та рассказывала сыну, как управлялись они вдвоем с Борькой, и не перил, что пасынок ничего не отмочил.

Только потом мать рассказала, как напился мальчишка. Все его деревенские проказы выглядели безобидной забавой, и Герасиму показалось, что мать умалчивает или не знает многого.

«Не верю, чтоб бабка сумела переломить гада. Он, паскудник, кого хошь на погост с дома прогонит, а сам никогда от пакостей не откажется…»

Герасим в отсутствие пацана весь дом дыбом поставил, искал, где Борька спрятал деньги. В подвале и на чердаке, в комнатах и на печке, всю одежду обшарил. Но бесполезно.

«Не мог же их потратить! А может, проиграл барбос? Как узнать? Сам никогда не отдаст и не расколется. Значит, выследить надо! А может, он их с собой в деревню возил? С него станется, самому себе не верит. Стоит понаблюдать за ним», — решил Герасим и уже утром не без светлой зависти наблюдал, как легко и дружно управляются мать с Борькой.