Не сбавляя шага, Тури оглянулся назад: «Вроде все спокойно, вся восьмерка идет позади след в след». Взгляд зацепился за красное, залитое потом лицо Ольгерда, и, покрутив ус, он хмыкнул. — «А мальчонка то неплох. Есть жила».

До городища оставалось всего-ничего, и вроде бы все было тихо, но что-то смущало старого воина. Подняв глаза к небу, Тури вдруг ясно осознал, что именно это и не дает ему покоя. Тишина! Уже давно должен был проявиться шум города, а его не было. Не доносилось ни тюканье топора, ни звяканье металла, а ведь эти чуждые лесу звуки разносятся ой как далеко.

В предчувствии беды Тури прибавил ходу. Тропа под ногами запетляла быстрее, и скоро они вышли на расчищенное перед городской стеной поле. Одного взгляда на сторожевую вышку Ингварсону хватило, чтобы понять — предчувствие не обмануло, в городе что-то случилось. На башне не было стражи, а такого у руголандцев отродясь не бывало.

Встревоженный он перешел на бег, крикнув уже на ходу.

— А ну ка за мной!

Все, кроме Ольгерда, рванули вслед за старшим, а тот лишь проводил их глазами, на бег сил уже не было. Утерев пот, он обвел взглядом округу и, не увидев никакой угрозы, решил не бросать тушу, а дотащить ее до конца.

— Чего ломанулись, — проворчал он, ускоряя шаг, — сказать то хоть что-нибудь можно было.

Восьмерка охотников скрылась в воротах, когда Ольгерд еще только доковылял до подножия вала. Поднимался он долго, приходилось часто останавливаться и выравнивать дыхание. Уже перед самой воротной башней уши вдруг разорвал душераздирающий вопль. Вот теперь сомнения уже не было. Не раздумывая, Ольгерд сбросил тушу оленя на землю и рванул в приоткрытую калитку.

Первое, что он увидел, повергло его в шок. Прямо посередине площади Ингварсон держал за волосы толстую повариху-суми, а та вопила как резаная. Рядом на залитой кровью земле валялись еще трое кухонных рабов с пробитыми головами.

— Что случилось⁈ — Взгляд Ольгерда ошарашено переходил с одной страшной картины на другую.

Тури лишь молча зыркнул в ответ и рывком поставил женщину на колени. Звякнул выходящий из ножен меч, жесткая рука оттянула голову, подставляя под сталь голую шею. Шр-р-р-р! Прошелестел клинок, и отчаянный крик умолк. Женская голова с выпученными глазами покатилась по песку.

Только сейчас Ольгерд увидел всю картину целиком. Вокруг длинного обеденного стола в лужах собственной блевотины лежали все те дружинники, что остались здесь в городище. Скрюченные позы и застывшие в муках лица говорили, что смерть их была не легкой. Его взгляд, как завороженный, прошелся по кругу и везде, везде было то же самое. В проулках домов, у скотного двора, на караульной вышке, повсюду валялись исковерканные тела товарищей, принявших лютую смерть.

«Рорик⁈» — Вспыхнуло в голове, и взгляд как по команде метнулся к торцу стола. Конунг сидел на своем месте, навалясь грудью на край и вытянув растопыренные руки. На сосновых досках остался кровавый след от его скрюченных пальцев, а искореженное болью лицо смотрело мертвыми глазами прямо на Ольгерда, будто бы спрашивая: «Как ты мог? Как ты мог поступить так со всеми нами?»

Ольгерд отшатнулся назад, чуть не выкрикнув вслух: «Это не я! Я не хотел! Я не думал, что вот так».

Он отступал в какой-то прострации, не видя и не слыша ничего кроме мутных белесых глаз и разинутого рта покойника, бросающего ему обвинения. Отступал, пока спина не уперлась в стену. Преграда полыхнула в сознании паникой, и это помогло ему собраться. Страх — постыден! В сердце воина не место страху, так внушали ему с колыбели, и одной только мысли, что он испугался, хватило, чтобы разозлиться на самого себя. Злость вернула его в реальность, и теперь в дополнение ко всему он увидел сбившуюся у сарая толпу рабов и слуг. Копья руголандцев держали их на прицеле, а Ингварсон с окровавленным мечом в руке мерил песок перед ними.

— Вы знаете закон. — Безумный взгляд Тури прошил сжавшиеся тела. — Вы все виноваты, и все умрете, но если вы укажете мне на тварь, что это сотворила — смерть ваша будет легкой. Если же нет, я буду пытать каждого из вас до тех пор, пока не узнаю, и тогда вы будете молить меня о смерти. — Ингварсон навис над толпой как удав над стайкой мышей. — Ну… Я жду!

Ольгерд увидел, как в ужасе завертелись головы рабов, как вспыхнули жутким отчаянием глаза. «Они не знают, — подумал он, — они ничего не знают!» В этот момент его взгляд вдруг наткнулся на Ирану. Девушка стояла с гордо поднятой головой и мертвенно бледным лицом, стояла так, словно не было вокруг никого, и только ей одной бросал обвинения и угрозы руголандец.

Едва увидев ее, Ольгерд все понял. — «Это она! Она отравила всех по наущению Ирглис! — Какая-то безраздельная уверенность заполнила сознание, как будто он сам все видел своими глазами. — Это я толкнул ее на этот шаг. Это я, и только я виноват в ее преступлении. Ирглис сказала, — тебе стоит только пожелать! И я пожелал! Я пожелал Рорику смерти, а Ирглис убила его! Ирана — всего лишь рука не ведающая, что творит».

Пока эти мысли крутились в голове Ольгерда, Тури стоял перед толпой и ждал. Его взгляд поочередно прощупывал каждого, и рабы, не выдерживая, в страхе отводили глаза.

— Вижу, легко умирать не хотите, — Лицо Ингварсона превратилось в жуткую маску. — Значит, поступим по-другому.

Он резко шагнул вперед и, схватив Ирану за руку, выдернул из толпы.

— Начнем с тебя, ведьма! Тебе то уж все ведомо. — Хлестким ударом Тури отправил ее на землю и указал стоящим рядом бойцам. — Вздернете ее на дыбу.

Откликнувшиеся воины тут же подхватили девушку под руки и потащили к вбитым посреди площади столбам.

Прищурившись, Ольгерд смотрел на две полосы, что оставляли на песке босые ноги Ираны и никак не мог решить, как ему поступить. «С одной стороны Ингварсон прав. По закону все рабы, подозреваемые в покушении на хозяина, заслуживают смерти. А с другой, Ирана не рабыня. Она — моя женщина! И что самое жуткое, она совершила преступление, потому что я пожелал этого. Она лишь исполнила мое тайное желание, хоть и не знала, что делает. Она не должна умирать из-за меня!»

Охотники Ингварсона уже перекинули веревку через