Но странный дым-туман мешал, двигался, застилал скалы покрывалом. Может, это марево и есть причина страха местных ильхов? Признаться, даже мне – рациональной до мозга костей жительнице Конфедерации – стало не по себе, пока я всматривалась в него. Казалось, внутри сизой вуали кто-то движется, но тут же дым расходился, обнажая лишь камни да кривые засохшие деревья.

Я потянула носом. Запах я заметила еще в заброшенном доме, но вот странность. Здесь, на открытом воздухе, он был сильнее. Сладковатый и горький одновременно. Некоторое время я хмурилась, пытаясь понять, что ощущаю. А потом сообразила. И узнав, попятилась. Воспоминания вдруг нахлынули штормовой волной, выбивая из меня и решительность, и оптимизм. Память услужливо отворила ворота бездны, гостеприимно предлагая рухнуть на дно. Снова. Как тогда…

Да, я знала этот запах. Тлен. Смерть. Кровь. Нечто отвратительно гадкое и в то же время так хорошо знакомое…

Сизое марево хлынуло вниз потоком. Террасы затянулись дымом целиком. Кажется, даже солнце исчезло.

Иррациональное чувство страха затопило сознание, и, развернувшись на пятках, я пулей понеслась обратно к стене. Я никогда в жизни так не бегала! Неслась, не чувствуя под собой земли! По сухому плющу я взлетела птицей, распласталась наверху и тяжело втянула воздух. Обернулась. Саленгвард выглядел совершено пустым и таким же тихим. Просто заброшенный город. Ничего пугающего.

Азарт схлынул, и я вдруг ощутила себя разбитой и уставшей. И чего я понеслась прочь? Все дело в воспоминаниях.

Хлюпнув носом, я посмотрела вниз и тут до меня дошло.

Демоны, да я же просто взлетела на эту стену! Как мне это удалось? Я, конечно, слышала, что от страха люди еще и не такое проделывали, но… но, кажется, все дело в черном порошке, который я выпила. Он причина моей силы, скорости и бесстрашия! И, кажется, его действие начинает отступать, потому что я вдруг осознала, что лежу на пятиметровой высоте и боюсь слезать.

Надеюсь, никто не наблюдал мой спуск, потому что он точно не отличался изяществом. Скорее, я напоминала мешок картошки, неуклюже сброшенный сверху. Покряхтев и отряхнув платье, я побрела обратно к берегу, размышляя о том, что видела, и что мне делать дальше. И чего я так испугалась? Надо было подняться наверх, посмотреть в других домах. Вдруг удалось бы найти что-то ценное, чтобы заплатить свой долг? Идея мне не слишком нравилась, она дурно попахивала мародерством. Но какие еще у меня варианты? Да и вряд ли я нашла бы в опустевшем городе что-то, не обратившееся в труху. Брик сказал, что город давно заброшен, там наверняка уже побывали целые толпы разбойников, жаждущих наживы. Остались лишь стены да камни. А их не предоставишь в качестве выкупа!

И что же мне теперь делать?

Пока я блуждала по склонам и лазила через стены, солнце докатилось до снежных верхушек гор и свалилось в просвет между ними. Тени удлинились и потемнели, день клонился к вечеру.

А я так и не придумала, чем буду платить за свое спасение! Да и что я могу? У меня ничего нет.

Мрачнея с каждым шагом, я двигалась к берегу.

И тут на скалах что-то звякнуло! А потом отозвалось эхом чуть ближе, и еще! Словно там засели наблюдатели, которые били в гонги, передавая друг другу какую-то весть. Я ускорила шаг, а потом и вовсе понеслась, подобрав плащ, чтобы не путался в ногах. Из домов-хёгккаров выбегали люди. А между скальными воротами бухты покачивался корабль.

Корабль!

А вдруг… вдруг это за мной? Вдруг Андерс Эриксон каким-то образом прознал, где его «сестра», и прислал помощь?

Шальная надежда подарила мне крылья, и я понеслась к воде. К моему удивлению, пришлый хёггкар не заходил в бухту, а стоял между скалами, словно чего-то ждал. Но чего? На его боках блестели в лучах солнца белые щиты.

Рядом со мной оказался Брик и тоже козырьком приложил руку ко лбу, всматриваясь в воды.

– Почему он не заходит в бухту? – забеспокоилась я. – Чего ждет?

– Так преграда там. Никто просто так не войдет! – Мальчишка широко улыбнулся, показав щербатый рот.

Он подмигнул и рассмеялся. Среди серых волн мелькнуло извилистое тело морского змея. Шторм! Он был там, в воде. Сцепив от волнения руки, я смотрела, как голова змея приподнялась над водой. И тут из-под днища корабля выскользнул еще один хёгг! Кажется, два змея друг друга поняли, потому что Шторм стремительно ушел в глубину, а узкая ладья с завитым носом вошла в бухту.

Вслед за остальными ильхами я снова вернулась в перевернутую лодку Наны. Пользуясь общей суматохой, уселась в самом углу, там, куда почти не дотягивался свет из дыры-оконца. Все лавки заняли ильхи. Большинство – мужчины, но попадались и женские лица. Правда, порой их было трудно отличить от суровых ильхов. Местные девы оказались такие же грозные и крепкие, облаченные в штаны и телогрейки, вооруженные ножами и украшенные черными знаками на лицах. На меня они косились с любопытством, но представляться не торопились.

Я тоже не спешила заводить знакомства, сидела тихонько и помалкивала.

Входная шкура отлетела, и, хромая, вошел Шторм. С его светлых волос капала вода, оставляя темные дорожки на рубахе. Я попыталась отодвинуться еще дальше в угол, чтобы он меня не заметил, но ильх прошел мимо, не повернув головы. Сел в стороне ото всех и кивнул Нане, поставившей перед ним огромную кружку горячего взвара. За торцевым столом на меховой подушке важно устроился смуглый бородатый ильх. Все лицо бородача покрывали мелкие черные символы, отчего он казался рябым. На нем была тяжелая и яркая туника без рукавов, волосатые руки украшали тяжелые плечевые браслеты. Лоб сдавливал золотой обруч с белым камнем, но черного обода, как у Шторма, я не увидела.

И почти сразу появились гости. Первым шел светловолосый, голубоглазый мужчина. На пришлом был обычный для варваров наряд – полотняные штаны, сапоги и расшитая безрукавка. Предплечье его обвивал железный браслет, а шею – черный матовый обруч.

Значит, это хёгг.

Впрочем, я догадалась бы и без украшения на шее. Движения у ильха поражали тягучей и завораживающей грацией. Подобное я уже видела. У Шторма. В краткие мгновения, когда он не хромал.

– Милости Перворожденных этому дивному берегу, – звучно произнес варвар, блестя светло-голубыми глазами. – Долгих лет тебе, Шторм-хёгг. И тебе, Бирон-Стервятник.

– И тебе не хворать, Верман-хёгг. Только не забывай, называть меня конухм, если не хочешь остаться без языка, – хмуро отозвался «рябой», которого назвали Бироном. – С чем ты пожаловал сегодня?

И тут же вошли трое – молодой мужчина, старик и девушка, укутанная в плащ так, что лица не рассмотреть. Лишь по женственной фигуре был понятен пол незнакомки. Жители берега с интересом рассматривали гостей. Пришлый хёгг первым поманил к себе мужчину. Тот смотрел хмуро, но голову держал высоко. Плечистый, темноволосый и черноглазый, одетый лишь в грубые штаны. Весь торс ильха покрывали рубцы и шрамы, руки и ноги сковывала железная цепь. На щеке алел свежий рубец-знак, похожий на перечеркнутую луну.