— В кого же вы меня превратили? — спросил Миха, чувствуя, как увлажняются ладони.

— В супервоина, в человека, способного за сутки пройти восемьдесят километров, отдохнуть пять часов и пойти дальше. В работника, производительность которого возрастает ровно вдвое. В дозорного, не способного задремать и подвести под нож весь хирд. В терпеливого наблюдателя, сидящего в засаде больше сорока часов… Мы знаем, за что заплатили. А пьянки? — Харальд глубоко вздохнул, поднимая глаза к потолку и словно вспоминая. — Это уже наша слабость. Ты вечно бодрствуешь, обманывая тело короткими отдыхами, никому не нужными кроватями и подушками, играми в сон, но так и не можешь отвыкнуть от желания попасть туда, где тебя как такового нет. Где мысли растворяются, словно капля в Мировом Океане, и тебя несет по воле волн. В настоящее сновидение, в мир грез, в забытье, что хоть на несколько часов отнимет у тебя этот жесткий мир, заменив его чарующими образами… — Воин опустил взгляд, выждал несколько секунд и прыснул от смеха, краснея: — На самом деле это не я такой романтик, это слова конунга… Мы напиваемся, чтобы хоть иногда иметь возможность отключаться, подобно нормальным людям. Пошли, дверг, а то прирастешь к полу, тут конюшня уже в двух шагах.

Северянин провел дверга дальше, к самым северным строениям, миновав склады и холодильные установки, возле которых ненадолго задержался, чтобы дать пояснения. Лестницы, проходы, ряды дверей и ответвления коридора — Харальд явно уменьшил расстояние до гаража. Несколько раз они выходили на воздух, пересекая тесные внутренние дворики крепости, после чего снова уходили в полутемные и сырые коридоры. Солнышко ныряло в огороженные железом карманы, бликуя на воде искусственных водоемов, и старательно прогревало построенные вокруг них скамьи; в одном таком дворе Миха попросился посидеть, с трудом переваривая вываленные на него викингом новости.

Воин пожал плечами, падая на теплую лавку, и поднял лицо к виднеющемуся среди башенок небу, доставая сигареты. Михаил, плеснув в лицо водой из обнесенного камешками декоративного бассейна, присел рядом. Странное щемящее чувство, название которому он дать не мог. захватило его полностью, мешая нормально мыслить; все оттенки отвращения, нереальной отчужденности, бесконечного фатализма и предрешенности его дальнейшей судьбы смешались воедино в безобразное варево, выхода из которого он пока увидеть не мог.

— Это временно, дверг, — втягивая сигаретный дым, качнул головой северянин, но подземник не слышал его, внимательно всматриваясь внутрь себя, измененного, незнакомого, наполненного чужими прихотями и законам. — Не все из тех, кого ты видел, родились в этом борге и по праву рождения вошли в хирд конунга. Вот тот же Орм, например, чуть больше семи зим назад или Хельги немногим позже. Эти люди попадали сюда по различным причинам, но, доказав свой дух, оставались здесь по одной и той же. А очищение крови перед введением «Фенрира» — пустяк. С тобой даже проще — кровь двергов всегда славилась чистотой… Сначала в отроки, потом опоясывание мечом, потом младший хирд и право заслужить…

— Но они делали это добровольно… — выдохнул Михаил, так и не дослушав важного.

— На все воля Норн, — передернул плечами северянин, косо посматривая на съежившегося рядом кузнеца.

— А вы, рожденные тут, как же вы продолжаете существование? Клонируетесь?

— Осторожнее, отрок, — предостерег Харальд, — твой язык может сослужить дурную службу твоей голове… На нижних этажах подземелья — жилые помещения. Там живут жены и наложницы, способные рожать детей…

— Но таким образом вас должно становиться все больше?…

— Слабых и грязных кровью детей мы уносим в лес, — в очередной раз Харальд заставил кузнеца задохнуться, — остальные растут под присмотром матерей и старых воинов, уже не способных ходить в вик. А как часто кто-то из нас отправляется к Одину, это ты уже, наверное, понял…

Чужие мотивы, чужие жизни… Миха постарался дышать ровнее, прикрыл глаза, сосредоточился. У человечества, вот уже как лет сто разбившегося на крохотные островки самостоятельного выживания, давно не существует единого понятия жестокости. Просто к этому нужно привыкнуть, выбравшись из не менее бессердечных подземелий под блеклое солнце поверхности.

— Почему же я не видел ваших женщин? — наконец справился с собой подземник.

— Тётки не допускаются наверх, за исключением редких случаев. В борге отведены покои, где они могут некоторое время пожить со своими мужчинами, у них есть собственное крыло для выхода на поверхность, но боевое братство не допускает их в свою постоянную жизнь. Это разжижает кровь, дверг… Ну и еще Герд, понятно.

— Герд? Это та, которую я видел за общим столом в доме? — Харальд кивнул. — Она и есть то самое исключение?

— Точно. Но Герд его полностью заслуживает, поверь… Очень непросто, знаешь ли, жить в толпе отмороженных мужиков, быть неплохим воином и суметь при этом совершенно не потерять женственность, растворившись в хирде… Она нам как сестра.

Михаил вздохнул.

— Не знаю, смогу ли я принять все это…

— Сможешь. Покуришь?

— Да, наверное. — Миха забрал у северянина окурок и жадно затянулся, закашлявшись.

Посидели, наблюдая за проплывающими над двориком облаками.

— Я тоже стану викингом?

В ответ Харальд усмехнулся:

— Викинг — это профессия, дверг. Станешь ходить в вик, поход войны и торговли; станешь и ты так называться. Пойдем, мы можем не успеть все осмотреть до вечернего пира.

До гаража шли молча — Миха больше не задавал вопросов, всю оставшуюся дорогу медленно переваривая полученную от Харальда информацию. Сейчас подземник испытывал абсолютно такое же чувство, какое однажды пережил, попав в завал в одной из глубинных шахт Убежища. Отрезанная завалом дорога назад, тьма и медленно утекающий из аварийного баллона кислород.

Очнулся дверг уже в темном зале ангара от легкого тычка в плечо.

— Обалдеть… — еще не окончательно реанимировав собственные переживания, только и умудрился сказать кузнец, во все стороны вертя головой и не переставая оглядываться на викинга, хлопая круглыми от удивления глазами. — Откуда? Где вы, в конце концов, на весь этот парк бензин берете? Харальд, это ж целое богатство! Стоит об этом узнать хоть одной мало-мальски подготовленной группировке от Новосибирска до Томска, и вам придется туго! — Смешанные с сырыми эмоциями слова буквально посыпались из подземника, когда он двинулся вперед между машинами.

— Да, в общем-то, у нас и сейчас жизнь не сахар, дверг, а про богатства наши многие знают… — пожал плечами и улыбнулся его проводник. — А бензин торгуем, у нас среди цыган даже свои поставщики постоянные есть. Ну и, кроме того, мы наземным транспортом реже пользуемся, в основном горючка необходима двигателям драккаров.

Конечно, в Убежищах тоже старались сохранять машинные парки, причем встречались даже образцы, выжившие еще со времен Третьей войны. Но в основном они были законсервированы для потомков, а пользовались только добывающими машинами, бурильными установками да, пожалуй, иногда в караван на ярмарку по паре грузовиков отправляли. А тут! Нет, наверняка северяне тоже не всем этим перед обнищавшим миром щеголяли, но покрытых пылью и заляпанных грязью машин все равно было не меньше десятка. Грузовик, два обшитых листами жести багги, похожих на машину контрабандистов, старинный легковой автомобиль, пара армейских джипов времен последней войны, переделанный в передвижную крепость автобус и даже несколько мотоциклов — длинных, дерзких, сверкающих хромом.