Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Буквально влетаю в коридор клиники, на ходу натягивая халат. У стены стоит Инга, скучающе рассматривающая стенды на противоположной стене.
– Что произошло?! Что с Авророй?! И как ты вообще оказалась с ней рядом?! – я подлетаю к бывшей жене и едва сдерживаюсь, чтобы хорошенько не потрясти ее.
– Эй, полегче. Вообще-то это я – та, кто вызвала «скорую» и доставила твою женушку в больницу!
Устало опускаюсь на стул и резко провожу ладонью по лицу, стирая обеспокоенность. Хотя бы внешне. Потому что моих внутренних беснующихся демонов не унять. Им необходима Аврора. Чтобы она была рядом. Просто рядом. Счастливая и нежно улыбающаяся. Пусть даже не мне. Нашей дочери. Лишь бы рядом.
Потому что она нужна мне. И наша дочь. Обе нужны мне, как воздух. я без них…уже больше не смогу.
– Так что произошло? – уже ровным голосом повторяю вопрос.
– Я и сама толком не поняла. Я зашла в кабинет, оказалось, что Аврора еще не обедала. Заварила нам чай, сделала бутербродов. А потом ей резко стало плохо, и пошло кровотечение. Мы приехали, и ее тут же забрали в операционную.
В глазах темнеет от ее слов, и я все же теряю остатки разума. Не ведаю, что творю. Миг, и я уже стою на ногах, удерживая Ингу за шею и прижимая к стене.
– Что ты ей подмешала?! – рычу на весь коридор, совершенно забыв, где нахожусь.
– Совсем больной?! – визжит бывшая, колотя меня кулаками. – Отпусти меня, или я позову на помощь!
Я резко смаргиваю, как будто сбрасываю наваждение, и отступаю назад.
– Скотина ты неблагодарная, Волков! – Инга бросает презрительно и стремительно уходит по коридору.
И правильно. Мне сейчас надо побыть одному. Успокоиться. И ждать. И верить в моих девчонок.
И я впервые в жизни жалею, что не верю в Бога и не умею молиться. Потому что чертовски тяжело, когда ты вынужден просто сидеть и ждать и ничем не можешь помочь самым дорогим людям.
Спустя целую вечность ко мне направляется врач. Я вскакиваю на ноги, смотрю на него в упор и жду, когда он подойдет, чтобы наконец узнать, как там Аврора и моя дочь.
Но я уже по напряженному лицу и тяжелому взгляду понимаю, что что-то пошло не так…
Глава 22
Артем
Никогда не мог подумать, что есть вещи страшнее смерти родителей. Не мог представить и столкнулся лицом к лицу. И эта хренова реальность проехалась по мне катком. Хочется орать, биться об стены и обязательно наказать виновных. Думаю, с этой задачей я справлюсь на «отлично». Потому что виноват только я один. И сам себя давно наказал.
Но я справлюсь. Соберу себя по кускам, стисну зубы и обязательно найду силы идти дальше.
«Мы сделали все, что могли», «Ваша дочь погибла внутриутробно», «Ничего нельзя было сделать», «Мои соболезнования», – обрывки речи врача стучат в голове, грозя пробить череп.
Я думал, что самое страшное в моей жизни – смерть родителей. Я ошибался. Самое страшное – когда у тебя отбирают возможность взять на руки своего ребенка. Когда тебе придется его хоронить, не успев даже насладиться моментом рождения чуда…
И я, черт побери, понятия не имею, как сказать о случившейся катастрофе Авроре. Как сказать этой хрупкой девушке, что против воли осторожно вошла в мое сердце и заняла там главное место, что к смерти ее родителей на нее свалилась еще и смерть долгожданного ребенка?..
Эта новость убьет ее. Уничтожит. Я буду смотреть, как она умирает, бьется в агонии, и ничего не смогу сделать. Это и есть мое наказание. Потому что невозможно подобрать слов, чтобы «аккуратно, не травмируя» сказать женщине, что ее ребенок не сделал первый вдох и не увидел этот мир. И никогда не сможет этого сделать. Таких слов не существует.
Удивительно, как этой девушке удалось незаметно сделать то, что все эти годы не удавалось никому: тихо войти в мою жизнь и изменить меня. Я не признавался в этом самому себе, но именно Авроре это удалось. Она смогла распечатать все то, что я спрятал глубоко внутри после смерти родителей: умение ценить, радоваться жизни и любить. Вот только это сыграло со мной очень злую шутку – потому что эти чувства привели за собой боль, вспоров мою грудную клетку и вынув сердце наружу.
– Прости меня, – произношу вслух. Я – слабак, потому что признаюсь ей в том, что давно, с самого начала должен был сказать, сейчас, когда Аврора меня не слышит. – Это я во всем виноват. Я должен был настоять, объяснить, почему тебе надо было сделать аборт еще тогда. Забыть обо мне и больше никогда не приближаться на пушечный выстрел. Дело в том, маленькая, что у меня есть «поломанный» ген, и велика вероятность, что моим детям тоже он передастся. Только вот последствия будут очень плачевными. Как с нашей маленькой Викторией. Вот почему я настаивал на генетике и обследованиях. Но даже они не помогли…Вот почему я не хотел рождения этого ребенка – не потому, что я – чудовище…Хотя и тут ты оказалась права: я самое настоящее чудовище. Я сломал тебе жизнь, хотя ты ни в чем не виновата…
Внезапно характер писка приборов меняется. Бросаю взгляд на Аврору и вижу, как дрожат ее ресницы, как медленно распахиваются веки, и она с трудом смотрит на меня. Хмурится, как будто не узнает, но когда все же фокусирует взгляд, кажется, заглядывает прямо в душу и все понимает без слов.
– Артем…– умоляюще шепчет едва слышно потрескавшимися губами.
Прости, моя девочка, но я – не волшебник. Я – самое настоящее чудовище.
Аврора
Говорят, что связь матери с малышом самая крепкая. И мама может чувствовать своего ребенка на расстоянии.
Я понимаю, что что-то не так еще до того, как открываю глаза и вижу бледного и серьезного Волкова. Потому что чувствую, что той самой крепкой связи нет. Вообще нет никакой связи.
Ребенка внутри меня нет.
Меня заливает густым, темным и черным страхом. Заливает, и я захлебываюсь. Не могу дышать. И самое паршивое – я не могу понять причины этого состояния. Просто что-то не так.
– Артем…– шепчу, направляя все силы на то, чтобы поднять руку и убедиться в самом худшем. С огромным трудом, но мне это удается. На месте живота пустота. Вернее, шрам, который я