– И то дело, – откликнулся демон. – Предлагаю простейший способ спиритического сообщения – голосовой. Он самый быстрый. Вы говорите мне, что спросить, а я диктую вопрос в уши адресата и слушаю ответ. Кому послать голосовое письмо?

Зацепин хотел назвать благочинного или самого игумена, но в итоге дал «контакт» Клима, рассудив, что слышать голоса, как Жанне д'Арк, тем более исходящие от нечистой силы, все же пристойнее послушнику, а не настоятелю. И тут он ощутил легкое покалывание в открытых частях тела – в кистях рук, лице, ступнях. На коже словно лопались пузырьки нарзана. Воздух вокруг разведчика как будто загустел. Он оказался в полупрозрачном потрескивающем от неведомых разрядов коконе. Зацепин испугался, вскочил, опрокинув стул.

– Что такое? – крикнул он демону. – Это приговор? Меня осудили?!

След успокаивающе помахал крыльями.

– Нет, это флюиды. Вас вызывает медиум. Болтайте, я мешать не стану. А разговор с монастырем отложим. Будем считать, что линия занята.

Кокон, окружавший Зацепина, почернел, скрыв окружающее, как если бы разведчика посадили в мешок. Щелчки разрядов нервического тока сделались громче и ощутимее. Зацепин надолго, как ему показалось, очутился в полной темноте. Потом вдалеке увидел два облачка света, которые быстро приближались. Когда они придвинулись на расстояние вытянутой руки, Зацепин понял, что это язычки рыжего пламени на свечах в двух канделябрах. В их свете он разглядел круглый стол с доской, нарисованными на ней вкруг буквами и двумя крупными словами «Да» и «Нет», перевернутую тарелку со стрелкой, а перед собой за столом – темноволосую женщину в золотой одежде. Он узнал Веру. Рядом с Верой был едва различим в полумраке лысый мужчина в красной рубахе, со стеклянной звездой на груди.

– Дух явился, – сказал мужчина со звездой. – Спрашивайте.

Зацепин точно видел, как эти слова произнес лысый, но при этом почувствовал, что их выговорили его собственные губы.

– Алексей, спасибо, что ты пришел, – сказала Вера. Голос ее дрожал. – Ох, Алексей, как мне жаль, что ты умер! Я теряю все, что мне дорого. Вся моя жизнь стремительно распадается, рушится! – Она заломила руки. – Только на тебя вся моя надежда теперь. Только на тебя!

Волосы Веры разметались, лицо, искаженное страданием и игрой неверного света, было взволнованно-страстным и удивительно молодым. Зацепина тронуло горе Веры, сердце обожгла жалость к ней, хотя еще недавно он клял ее, винил во всех своих бедах.

– Но что случилось? Что я должен делать? – спросил он участливо. И опять увидел, что эти слова вместе с ним проговорил лысый. – Я готов все сделать для тебя, – добавил он, наблюдая, как напротив мужчина двигает губами одновременно с ним. И только теперь понял, что видит отражение в большом зеркале, стоящем сбоку от Веры. Что лысый звездоносец – это теперь он сам!

«Наверное, я, моя душа, – сейчас в теле этого лысого, скорее всего, медиума, и говорит его губами», – взял в толк Зацепин.

Это открытие не поразило его. За последнее время с ним произошло столько невероятного, что способность удивляться притупилась. Он думал только об операции, которую нужно продолжать и от которой некстати отвлек этот спиритический «звонок». Но он не рвался назад, на передовую, к союзнику-демону. Удерживало сочувствие Вере, желание утешить, успокоить. И удовольствие находиться возле нее, участвовать в ее жизни, быть ей полезным.

Ведь эта женщина вчера пусть наспех, пусть своекорыстно, чуть ли не насильно подарила ему такую радость и внушила такие надежды, что за это не жаль было бы заплатить погибелью души. Если бы только гибель души не вела к провалу «Бороды Зевса», а этого Зацепин ни допустить, ни простить не мог.

И поэтому Вера, которую он снова видел молодой и желанной, а не блеклой и пожухшей, какой в минуту гнева рисовал себе, именно этой своей неуместной красотой, молодостью и пробуждаемым влечением раздражала и напоминала о его непростительной слабости. Во власти этих противоречивых чувств Зацепин слушал сбивчивый рассказ Веры, который она вела, срываясь то в слезы, то в крик.

– Ты не представляешь, что сделали эти изверги, мерзавцы, отморозки, не знаю кто! Они выкололи глаз… Моему Никите, мальчику. Или Наде. Чтобы заставить нас выполнить контракт. Прислали его нам! Только вообрази это! Передали глаз в коробке!

Зацепин задохнулся от возмущения и ненависти к изуверам.

– Верочка, какое чудовищное… злодейство, – вымолвил он. – Как мне больно за них, за тебя…

Вера, не слушая, говорила, нервно пожимая пальцы:

– В полицию, конечно, заявили. Куда же было еще терпеть! Теперь у нас дома засада, слушают телефоны. За «Дирижаблем» тоже следят. Но все пока безрезультатно. В полиции говорят, что надо было сразу обращаться. А теперь похитители могут лечь на дно, и концы в воду. Моих детей уже нет в живых, я чувствую!

– Ничего, будут искать. Есть надежда. Не отчаивайся!

– Искать! Они не там и не то ищут. Дмитрия Дмитриевича арестовали. За нападение на монастырь.

– Неелова арестовали? Быстро же…

– Я одна лицом к лицу со всем этим кошмаром! Этим безумием! – Вера зарыдала, уронила голову в ладони.

Зацепин попробовал встать, и чужое тело, будто нехотя, повиновалось ему. Он подошел к Вере, сел на стул рядом с ней, обнял за плечи.

– Верочка, надо держаться. Муж тебе помогает, поддерживает? Адвокат у Неелова есть?

– У Аркадия сердечный приступ, в больницу увезли. Адвокаты обещают вытащить свекра – он не рядовой человек, да и лет ему уже, и смягчающие обстоятельства – вступился за внуков…

– Видишь, как хорошо. Конечно, нашего академика держать за решеткой не будут.

– Адвокаты адвокатами, а ты помоги мне по своей линии. Ты ведь хоть и мертвый, но со мной. Мне не у кого больше просить помощи, кроме как у призрака! – Она в отчаянии сжала голову руками и вдруг истерически расхохоталась.

Зацепин прижал к себе Веру, которую сотрясал рыдающий смех. Он гладил ее по голове, спине, и женщина затихла.

– Я готов все сделать, всем тебе помочь, – проникновенно говорил он.

– Пожалуйста, сделай быстрее то, о чем просил Дмитрий Дмитриевич, – высвобождаясь из его рук, сказала Вера. – Как можно быстрее! За этим я тебя и позвала, чтобы поторопить. Сделай все, что можешь. Ты же там, у Бога. Попроси! Ради нашей любви! Ради нашего Ясенево. Я тебя любила больше всех. Люблю… Любила… – путалась она в словах, приближая к нему лицо.

Зацепин почувствовал на своих, вернее чужих, губах соленый поцелуй.

– Верочка, я только и стремлюсь сделать то, о чем ты просишь, – растроганно уверил Зацепин. – Но видишь, как получилось. Не пускают меня в рай. Монахам ведь нельзя любить женщин. Особенно таких красивых, как ты. Из-за этого задержка.

Вера порывисто отстранилась.