— Так они по одному прибывают…

— В этот раз все много хуже. Голландец тащил Нагльфар на цепях, сам по себе дракар стоит во льдах, до своего часа. Его могли вытолкнуть в Явь. Не припомню чего-то такого! И весь расчет строился на том, что последняя Гамаюн умерла больше четверти века назад. Мне не хватило бы сил вернуть Нагльфар обратно. Береги себя, племянница, что-то затевается.

— Что-то затевается…Предположим… тьфу, тьфу, тьфу, его вытолкнули. Что будет?

— Рогнарёк. Конец этого мира. Но Кощей, Яга… да и остальные закинули бы обратно Мертвый корабль… не сказать, что легко, но всем миром.

— Тогда смысл? Что может Нагльфар такого, кроме конца света?

— Создать остров. Они с него бы и начали. Остров для Фенрира.

— И? Плацдарм? Для кого? Тем более ты говоришь, его бы выгнали.

— Сила. Корабль-остров вытянул бы очень много…

— Очередная пиявка, но слишком мощная. Для чего…

Задумалась, но информации было слишком мало. Тут заметила, что меня не качает. Вообще, стою как влитая. Оказалось, меня все еще держали два офицера, аккуратно, под руки. Даже дышали через раз. Команда патруля, смотрела на меня как на ожившую богиню, как оборотни тогда, на крыше Тайницкой башни. Преклонение, обожание, надежда…

— Не переживай, мои водяные будут молчать. Бурю спишем на Анзуда, ему такое под силу. Но ты будь аккуратнее. Убить тебя не смогут, но похитить, усыпить… Фантазия у врагов огромна, а чести нет. Если тебе понадобится моя помощь, племяшка, только скажи!

Капитан приобнял меня, несколько продрогшую, просоленную и абсолютно мокрую.

— Племянница?

— Правнучатая племянница, ведь все мы создания Рода.

— Значит так и есть.

И тут же Переплут сменил тему:

— Приглашаю к себе, поесть и обсохнуть. Простудой даже боги не брезгуют!

— С удовольствием, иначе оборотни меня сами съедят.

Глава 8

В Кронштадте все еще было суетно.

Переплут остался на нашем угнанном катере и, отобрав руль у оборотня, аккуратно доставил до причала. После чего попросил «добровольного» помощника отогнать на место в Петергоф. Если Саша и был против такого самоуправства, то не подал даже виду, особенно после упоминания угощения. Коля только одобрительно кивал.

Отпустить нас голодными, бог мореплавателей отказался наотрез, не по-русски получается. На острове еще бегали люди в пожарной форме и кое-где завывала одинокая сирена, но суета эта была нормальной. От нее не веяло ничем злым, потусторонним или навьим.

— Сейчас дождь соберется, все само — собой потухнет.

— А если шторм, как мы в Питер попадем.

На меня та — а — ак посмотрели, что я устыдилась, и правда — кому я это говорю! Еще не выработалась привычка, наверное.

— Вот и умница, сама все поняла. Я на машине, минут через десять будем на месте. У меня здесь небольшой домик.

— Много здесь народу живет?

— Да не особо… До восемьдесят четвертого, прошлого столетия в Кронштадт можно было добраться только на пароме, это не всем нравится. Затем к центральной части острова с севера была подведена дамба, ну то архитектурное чудо, что сегодня чуть не снесли. По ней открыто автомобильное сообщение с большой землей. Дамба делит остров на две части — западную и восточную. На западе находится один из фортов, кладбище и воинская часть, там в основном казармы ну и по мелочи. Сам же город занимает восточную часть Котлина. Район новостроек чуть на старую крепостную стену не налезает, дальше дворцы и пристройки. Адмиралтейство до сих пор в старом здании заседает. Все надеюсь, что кого-то убьёт штукатуркой.

— А как же статус военного «городка»? Секретность, ну и прочее?

— До середины девяностых. Потом ограничения были сняты, но Кронштадт во многом и теперь остается военной территорией. Треть площади острова Котлин занимают воинские части, ГУП Кронштадтский Морской завод и Арсенал. Там кстати всякая прочая живность обитает.

— Живность?

— Детские сады, школы, поликлиники, госпиталь. Статус закрытого военного города, который длительное время имел Кронштадт, отпечатывается на местных, тут те живут, кто здесь работает. В основном стараются занять «сталинки». Остальные не сильно выдерживают климат, хотя и они ветшают. Когда я в городе, то живу в самой восточной части за Обводным каналом.

Действительно за коротеньким разговором добрались до явно дореволюционной постройки, правда с новым ремонтом. Переплут жил почти как Карлсон, последний этаж с огромным балконом и видом на море. Боги они такие — не могут отказать себе в удовольствии, в конце концов имеют право.

Внутри квартира-этаж напоминала каюту капитана. Все стены были обшиты старыми или искусственно состаренными досками. В некоторых местах приколотили руль от старых кораблей. Хозяин заметил мой интерес.

— Это все доски с кораблей.

— С кораблей?

— Я каждую битву помню. После них я поднимал корабль и забирал по одной доске с палубы каждого русского корабля, что утонул. Или если доска плавала, просто подбирал ее. Здесь есть все доски, с каждой палубы, — я оглядела комнату. Доски были похожие, но все-таки разные, некоторые темнее, некоторые светлее. — Вот это от эскадры во время русско-турецкой войны тысяча семьсот шестьдесят восьмого, семьдесят четвертого, эти с восемьдесят седьмого — девяносто первого. Федя затейником был, знал о моей страсти, вот и прислал.

— Ты говорил, что был знаком с Ушаковым?

— А как же! Каждый моряк, если он по призванию, получает от меня маленький подарочек. Он тогда заканчивал Морской кадетский корпус. Вот и первого мая тысяча семьсот шестьдесят шестого года он стал мичманом на Балтийском флоте. И как любого мичмана его на месяц отправили в отпуск. Федя выбрал преодолеть часть пути по реке. Я потопил то суденышко.

— Зачем?

— Я бог, Гамаюн. Бог самых суровых северных морей. Мои подарки даются только достойным.

— Ты проверял его?

— Обязательно. Он помог людям, вытащил четверых на берег лично. И пообещал себе, смотря на тонущий кораблик, что больше ни одного не потеряет.

— И ты даровал ему это?

— Ты бы видела море в его глазах. За всю свою жизнь он не потерял ни одного корабля, ни один матрос не попал в плен. Именно это я подарил ему, море разрешило.

Переплут подошел к старому секретеру, откинул крышку и бережно положил сложенный Андреевский флаг.

— Когда с палубы средиземных кораблей его вернули на Балтику, не захотел стать парадным адмиралом. Ушел молится мертвому богу, но тосковал. Он мне подарил этот секретер. Он стоял на его «Бесстрашном».

— Это его портрет?

В простой фоторамке увидела меленькую миниатюру капитана.

— Да и на свои портреты Федор не похож, не писал он их при