На четвертый день после отбытия женщин в Уинстон перед воротами замка остановился небольшой, но основательно вооруженный отряд. Шесть всадников на крепких конях были покрыты пылью и грязью – их путь явно лежал издалека.

– Именем короля! – прокричал один из воинов, видимо их командир. – Именем короля откройте ворота!

– Кто это требует открыть ворота без надлежащего представления? – грозно пробасил капитан гарнизона, мощная фигура которого появилась над воротами замка. – Это владения лорда Грея, и здесь никто, кроме него, не имеет права командовать.

– Тогда позовите лорда, – был дерзкий ответ.

Лорд Грей, уже увидевший из окна донжона прибывший отряд, вышел к своему капитану.

– Открой ворота, Сэм, – сказал он, – и дай мне полдюжины крепких парней. И лошадей нам.

Через десять минут все было готово, ворота замка открылись и навстречу прибывшим выехал сам лорд в окружении восьми крепких воинов – капитан решил, что пара лишних парней не помешает.

– Кто вы и что вам нужно в моем замке? – сурово спросил лорд.

– Я Джек Толбет, капитан гвардии принца Юстаса Блуаского, – выступил вперед крупный воин с длинным лисьим лицом. – Именем короля я требую выдачи государственной преступницы Валы де Плешар де Варун. По нашим сведениям, она скрывается в вашем замке.

«Черт бы побрал твой собачий нюх», – ругнулся про себя лорд. А вслух прорычал надменно и грозно:

– Как смеешь ты, шелудивый пес, требовать чего-то от лорда в его владениях? Защищайся, ублюдок.

С этими словами лорд выхватил свой меч и ринулся вперед. Джек не ожидал такого поворота, но среагировал мгновенно. И закипела горячая схватка. Джек был опытным и видавшим виды воином, но не ему было тягаться с могучим лордом, победителем многих сражений и турниров. Когда он пал, лорд обернулся к своим воинам:

– Рубите их, ребята. Рубите на мелкие куски.

Повторять дважды нужды не было. Воины тут же рванулись в битву. Очень быстро еще трое чужаков лежали на земле. Двое оставшихся повернули коней и что было духу понеслись прочь. Но далеко уйти им не позволили.

Закончив это побоище, лорд распорядился похоронить убитых в одной большой яме за стенами крепости, а сам вернулся в замок. Поднявшись на башню, он посмотрел в ту сторону, где было владение графа Хьюберта.

– Это мой прощальный подарок тебе, девочка, – прошептал он. – И будь наконец спокойна. Никто больше не причинит тебе зла.

А тем временем на юге Англии разворачивались события, ознаменовавшие коренные изменения в жизни страны.

Король Стефан угасал. Жизнь перестала интересовать его, корона казалась слишком тяжелой, непомерно тяжелой. Он все еще оставался верховным правителем страны, но рухнуло все то, чему он отдал почти двадцать лет жизни. Погасла, так и не свершившись, мечта основать новую династию – династию Блуа на троне Англии. Ради этой мечты он был готов на многое. Об этом не раз говорили они с Мод, держа страну в твердых руках. Мод Булонская, Мод Блуа, королева Англии, любимая жена и верный, преданный друг. Как она поддерживала его, как умела найти убедительные слова и аргументы, чтобы направить его энергию и силу в нужную сторону! Когда королева умерла, оставив его вдовцом, у Стефана как будто подрезали крылья – летать он больше уже не мог. Оставалась одна надежда – возвести на трон своего старшего сына и наследника, принца Юстаса. Нет, он не любил сына так, как надлежит отцу. Больше того, они с Мод даже побаивались своего неуправляемого отпрыска, его злобного нрава и нечеловеческой жестокости. Но он был единственным из их детей, кто мог бы справиться с властью, а значит, продлить династию.

Стефан отлично знал, что страна не любит принца, что мало кто поддержит его притязания на трон добровольно. Но на то ведь есть сила. Да и церковь была против принца, не желала закрепить его права на корону. И даже со своим родственником, королем Франции Людовиком VII, на сестре которого был женат, Юстас умудрился испортить отношения – он был слишком жесток по отношению к своей жене Констанции и не закрепил должным образом брачные отношения, не произвел на свет наследника. В кругах придворных шептались, что такой зверь, как принц, не может стать отцом: ведь принцесса Блуаская вся сжималась от ужаса, когда супруг только приближался к ней, что, к ее счастью, случалось очень редко. Вслух, разумеется, никто такие речи вести не решался. Всем был хорошо ведом дикий нрав наследника, и уже не раз случались неожиданные несчастья с теми, кто осмеливался пойти против его желаний или даже просто высказаться против него.

Стефан все это знал. И все же, все же… «Ах, Мод, жена моя, друг мой, – думал король. – Зачем же ты покинула меня одного? Мне так трудно, так плохо без твоей поддержки, твоей мудрости». Но Мод, умная, сильная, волевая женщина, всецело преданная супругу и короне, ушла из жизни, и это уже было непоправимо.

А события развивались не слишком-то благоприятно для короля. Матильда Анжуйская, столько лет воевавшая с ним за корону Англии, вырастила сильного и энергичного сына. И теперь Генрих Плантагенет теснил войско короля, не позволяя одержать победу и выбросить его самого обратно на континент. Сколько же можно воевать? У Стефана уже не оставалось сил, а на Юстаса в этом вопросе положиться он не мог. Тот был агрессивен и злобен, но заметно уступал кузену в воинской доблести. И после одного из проигранных сражений король вынужден был уступить силе и принял предложение Генриха о перемирии. При этом он пошел на невиданную уступку – официально признал сына Матильды своим наследником на престоле Англии. А что оставалось делать? Победить сильного молодого соперника, которого поддерживало полстраны, он не мог. И был не в силах больше воевать. Он хотел одного – спокойно умереть и вновь соединиться со своей верной супругой.

В глубине души Стефан не мог не признать правоту Матильды и правомочность притязаний ее старшего сына на корону Англии. Ведь эту корону завещал Матильде отец, король Генрих I Боклерк. А он сам, Стефан, если говорить по чести, просто украл эту корону у кузины. Много лет он запрещал себе думать об этом, убеждал себя, что поступил наилучшим для страны образом. Но теперь, на пороге смерти, должен был признать свои ошибки и даже преступления. Да-да, преступления, поскольку сознательно исказить волю умершего короля, обернуть ее в свою пользу было недостойно принца королевской крови. Стефан был набожным человеком и знал, что ответ ему придется держать перед судьей строгим и неподкупным.

Стефан хорошо знал историю своего рода. И у него, и у Матильды был один дед – великий Вильгельм Завоеватель, утвердивший в Англии норманнское владычество. Но Матильда была внучкой по мужской линии, а он внуком по женской. Сам Генрих Боклерк был далеко не ангел. Будучи только третьим сыном Великого Вильгельма, он сумел захватить корону, вырвав ее из рук старшего брата Вильгельма Руфуса. Вырвал вместе с жизнью, не побоявшись испачкать руки в крови родного брата. После «несчастного случая» на охоте, когда смертоносная стрела пронзила грудь короля Руфуса, младший брат незамедлительно устремился в Винчестер, чтобы завладеть королевской казной. Это решало многие проблемы. Генрих торопился, поскольку был еще старший брат Роберт, герцог Нормандский. Сейчас, правда, он был далеко, сражался с сарацинами в Святой земле, откликнувшись на призыв Папы Римского к крестовому походу против неверных. Но это ведь не навсегда. В общем, когда старший брат вернулся домой, король Вильгельм Руфус был уже погребен, а казна и корона оказались в руках младшего брата. Тот был очень предприимчив. Он в спешном порядке привел к присяге на верность себе всех крупных землевладельцев Англии. Бароны не взбунтовались. Хотя все знали, что воля покойного Великого Вильгельма была видеть на троне своего среднего сына Вильгельма Руфуса, а после него старшего, Роберта. Генрих вообще не упоминался в планах отца. Но он заявил во всеуслышание, что притязания его на корону освящены правом рождения. Ведь он родился здесь, в Англии, в Йоркшире, когда отец уже был коронован. А старший брат родился на континенте, когда Великий Вильгельм был еще герцогом Нормандским. Да, Генрих Боклерк пренебрег предсмертным желанием отца, что было недопустимо по законам веры. И божья кара настигла его, когда сам он лежал на смертном одре, – его последняя воля была так же попрана.