Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что-то шевелилось… что-то ползло наружу из пиджачного кармана Годфри – ближайшего ко мне кармана! Что-то мягкое и желтое, с крабьими ножками, поросшими грубым желтым волосом.
– Черт побери! – вскрикнул я. – Что это у тебя в кармане? Оно ползет наружу… Годфри! Хватай его скорее!
Он быстро повернулся и вытащил существо из кармана левой рукой. Я отпрянул, потому что Годфри взбрело на ум помахать этой дрянью прямо у меня перед носом. Он засмеялся и посадил существо на прилавок.
– Видал когда-нибудь такое? – спросил Годфри.
– Нет, – честно ответил я, – и надеюсь, что больше никогда не увижу. Что это?
– Не знаю. Спроси в Музее естественной истории – тебе и там не скажут. И в Смитсоновском институте только руками разведут. А я так думаю, это недостающее звено между морским ежом, пауком и чертом лысым. На вид ядовитое, но я не нашел ни зубов, ни даже рта. Спросишь, может ли оно видеть? Вот эти штуковины – да, похожи на глаза, но выглядят так, будто нарисованные. Такую невозможную тварь мог бы смастерить какой-нибудь японский скульптор, но в голове не укладывается, что ее сотворил Бог. К тому же она кажется недоделанной. У меня безумная идея, что это существо – только часть какого-то более крупного и еще более странного организма… Оно такое одинокое на вид, такое безнадежно зависимое, такое отвратительно незавершенное! Я собираюсь использовать его как модель. Я переяпоню этих чертовых японцев, не будь я Годфри!
Существо медленно ползло по стеклу в мою сторону.
Я попятился.
– Годфри, – сказал я. – Того, кто сделал бы такую пакость, я бы своими руками удушил. На кой ляд тебе сдалось плодить таких гадов? Японский гротеск я еще понимаю, но этого… этого паука…
– Это краб.
– Краб, паук, слепой червяк… бр-р-р! Какая разница? На черта он вообще тебе сдался? Это же кошмар… мерзость…
Я возненавидел это существо с первого взгляда. И это было первое в моей жизни существо, к которому я испытал настоящую ненависть.
Вот уже некоторое время я чуял в воздухе странный едкий влажный запах. Я пожаловался Годфри, а тот ответил, что так пахнет эта тварь.
– Тогда убей ее и закопай! – сказал я. – А кстати, откуда она взялась?
– И этого я тоже не знаю, – хохотнул Годфри. – Она сидела на ящике, в котором привезли золотую змею. Думаю, за это надо спросить со старины Рувима.
– Если в Кардинальских лесах водятся такие твари, – сказал я, – то я уже жалею, что собрался в Кардинальские леса.
– Что, на охоту? – спросил Годфри.
– Да, с Баррисом и Пьерпонтом. Почему ты не прибьешь эту дрянь?
– Езжай на свою охоту и отстань от меня, – засмеялся Годфри.
Я бросил еще один взгляд на «краба», брезгливо вздрогнул и распрощался с Годфри до декабря.
Тем же вечером, пока длинный состав нашего экспресса до Квебека еще тащился мимо платформ Центрального вокзала, мы с Пьерпонтом и Баррисом устроились в курительном вагоне. Старина Дэвид с собаками выехал заранее: бедные животные терпеть не могли багажный отсек, но специальных удобств для охотников ни на Квебекской, ни на Северной дороге не предусмотрено, так что Дэвиду с тремя гордон-сеттерами предстояла нелегкая ночь.
Кроме нас троих, в вагоне никого не было. Баррис, стройный, крепкий, румяный и загорелый, барабанил пальцами по подоконнику и курил короткую ароматную трубку. Рядом, на полу, лежал его ружейный футляр.
– Когда я стану головою сед, – томно протянул Пьерпонт, – и обрету, быть может, мудрость лет… вот тогда я перестану флиртовать с милыми служанками. А ты, Рой?
– И я, – сказал я и посмотрел на Барриса.
– Это вы насчет той горничной в наколке из спального вагона? – уточнил Баррис.
– Да, – сказал Пьерпонт.
Я улыбнулся, потому что я тоже ее приметил.
Баррис подкрутил свои жесткие седые усы и зевнул.
– Шли бы вы, детки, на боковую, – сказал он. – Эта многоуважаемая горничная – сотрудница Секретной службы.
– Ого! – оживился Пьерпонт. – Одна из ваших коллег?
– Могли бы, между прочим, нас познакомить, – заметил я. – Не пришлось бы скучать в пути.
Баррис достал из кармана телеграмму, с улыбкой повертел ее между пальцами и передал Пьерпонту. Тот начал читать, и брови у него поползли вверх.
– Бред какой-то… – пробормотал он. – А-а, наверное, шифровка! Подпись: «генерал Драммонд»…
– Тот самый генерал Драммонд, – кивнул Баррис. – Директор Секретной службы США.
– Что-то интересное? – спросил я, зажигая сигарету.
– Что-то настолько интересное, – сказал Баррис, – что я собираюсь вникнуть в это дело всерьез.
– И разрушить наше охотничье трио?
– Нет. Хотите послушать? Билли Пьерпонт! Желаете знать, о чем толкует генерал Драммонд?
– Да, – ответил этот безупречный молодой джентльмен.
Баррис обтер платком мундштук своей трубки, прочистил проволочкой чубук, пару раз затянулся и откинулся на спинку сиденья.
– Пьерпонт, – сказал он, – помните тот вечер в нашем уютном тесном кругу, когда мы с генералом Майлзом и генералом Драммондом рассматривали золотой самородок, который нам принес капитан Мэхан? Вы ведь тоже его разглядывали, если не ошибаюсь.
– Да, – сказал Пьерпонт.
– И это было золото? – спросил Баррис, барабаня пальцами по оконному стеклу.
– Да, – ответил Пьерпонт.
– Я тоже его видел, – вмешался я. – Конечно, золото.
– И профессор Лагранж тоже видел, – подхватил Баррис. – И тоже сказал, что это золото.
– Ну и что? – поторопил Пьерпонт.
– Ну и то, – сказал Баррис, – что это вовсе не золото.
Пьерпонт помолчал немного, а затем осведомился, какие проводились анализы.
– Обычные, – пожал плечами Баррис. – Монетный двор США подтвердил, что это золото. Все ювелиры, которые его видели, – тоже. Но это не золото… и все же… в некотором роде золото.
Мы с Пьерпонтом переглянулись.
– Ну что ж, – сказал я, – настало время нас удивить. Баррис, ваш звездный час! Что же это такое было?
– На практике – чистое золото, – сказал Баррис, не скрывая наслаждения, которое всегда доставляли ему такие моменты. – Но на самом деле – не золото. Что такое золото, Пьерпонт?
– Золото? Химический элемент, металл…
– Ошибаетесь, Билли Пьерпонт, – отрезал Баррис.
– Когда я ходил в школу, это был химический элемент, – вступился я за друга.
– Возможно, и был, но вот уже две недели, как перестал, – сказал Баррис. – И, не считая генерала Драммонда, профессора Лагранжа и вашего покорного слуги, вы, молодые люди, – единственные в целом свете, исключая, впрочем, еще одно лицо, кому об этом стало… или было известно.
– Вы хотите сказать, что золото – это сплав? – медленно проговорил Пьерпонт.
– Именно так. И Лагранж тоже его получил. Позавчера ему удалось изготовить крохотную пластинку чистого золота. Тот самородок был искусственным.
Неужели Баррис был способен так морочить нам голову? Или, быть может, все