– Мне лечь где-нибудь в другом месте? – спросила она с учтивостью, достойной королевского двора.

– Нет, – ответил Сауд. – Слишком холодно. Ложитесь здесь, между Арвой и Йашаа.

Конечно, это нарушало все приличия. Хорошо еще, Арва совсем ребенок. Но Сауд был прав: на улице так холодно, что не до церемоний. Умничка Арва без лишних слов проворно расстелила одеяло, оставив для Маленькой Розы место между нами, будто мы всю жизнь так спали.

– Хочешь, я покараулю первым? – предложил я Сауду в попытке загладить вину за свою глупость.

– Не дури, – возразил он. – Ты лез на башню, а я всего лишь ждал, ты устал больше моего. Разбужу тебя попозже.

Он улегся на свое одеяло, повернувшись к нам спиной, но касаясь Тарика, чтобы тому было теплее. После этого никто больше не разговаривал, но я, хоть и устал до смерти, никак не мог уснуть. Мне не давало покоя, что, неожиданно встретив Маленькую Розу спустя столько времени, я почувствовал к ней жалость вместо привычной ненависти. Она лежала совсем близко, и это прикосновение напомнило мне о тех многочисленных часах, которые мы провели вместе до проклятия. Воспоминания были смутными, но ощущение близости к ней было очень ярким, и мои мысли понеслись галопом. Столько вопросов, а у нас совсем нет времени.

– Йашаа, – прошептала она через некоторое время. Она произнесла это очень медленно, будто ее тоже наконец нагнали воспоминания. Оставалось надеяться, что гончие ее отца не нагонят нас так же быстро. – Я помню мальчика по имени Йашаа.

– Да, принцесса, – сказал я так же тихо. Если Сауд и услышал нас, то не подал вида. – Я жил в замке.

– Твоя мать, – сказала она, слегка запнувшись. – Она еще жива?

– Она умирает, – сказал я бесстрастным голосом. – Она была больна, когда отправила нас в путь, и ей стало хуже, когда мы прощались. Не знаю, долго ли ей осталось.

– Мне так жаль, – сказала она.

Меня охватила ярость. Моя мать боролась за каждый вздох, и мне хотелось, чтобы Маленькая Роза поняла, каково это. Но в то же время не хотелось. Я не мог этого допустить. Ненависть во мне боролась с жалостью, и мне казалось, что я вот-вот захлебнусь в этих чувствах.

– Пожалейте лучше Арву и Сауда, – сказал я. – Ваше проклятие убило их родителей. Моя мать хотя бы еще жива.

Она долго молчала – так долго, что я подумал, а точнее понадеялся, что она уснула. Но потом она снова заговорила.

– Когда мы проснемся, – сказала она, – ты должен забрать у меня одеяло. Я понесу его сама, но сперва надо проверить, все ли нитки на месте.

Меня снова едва не захлестнула ярость. Она не может спать под прохудившимся одеялом, а нам придется всю дорогу за ней следить!

– Мне жаль, что я причиняю вам неудобства, но если из одеяла выбьется нитка, я ее найду, а если найду, то начну прясть. Йашаа, ты же обещал.

Сауд странно кашлянул. Не зная, что и думать, я привстал и посмотрел на Маленькую Розу. Солнце уже поднялось достаточно высоко, и я мог разглядеть ее лицо. Хотя оно было таким же смуглым, как мое, ее кожа не сияла накопленным солнечным светом. Все-таки она очень долго жила в этой башне.

– Что я обещал, принцесса? – переспросил я столь официальным тоном, будто и правда был ее вассалом. – Скажите мне.

– Ты знаешь, в чем жестокость моего проклятия. Мое королевство и мой народ страдают из-за меня. Ты чувствовал прикосновение этого проклятия, пусть и был далеко от моего дома и моих земель, и ты чувствуешь эту боль через страдания твоей матери. Но, Йашаа, у этого проклятия есть и другая, еще более темная сторона. И она связана со мной, только со мной.

– Расскажи нам. – Тарик, оказывается, не спал. Конечно, не спал: его жажда узнать правду была так же сильна, как моя уверенность в том, что я ее уже знаю.

– Принцессу обучают многому, – сказала она. – Управлять замком и королевством. Танцевать и петь. Общаться с народом и узнавать, что его тревожит. Решать эти проблемы, по мере сил. Вышивать, ткать и шить. И, как вы знаете, прясть.

Ее пальцы рассеянно теребили одеяло, и я заметил у каймы выбившуюся нитку. Сам не зная зачем, я протянул руку и выдернул нитку, пустив ее по ветру. Маленькая Роза проводила ее голодным взглядом, но не потянулась за ней.

– Дары, которые я получила на свой день рождения, должны были закрепить эти уроки, – продолжала она. – Сделать меня сильным правителем во благо всего Харуфа. Во благо каждого из вас.

О, как бы мы любили ее.

– Но и проклятие было связано с этими уроками, – добавила она. – Каждая крупица полученных мной знаний превращала мой разум в идеальную обитель для демона. Мои родители старались не давать мне учиться, но это не имеет значения. Как только я начну прясть, проклятие вступит в полную силу, и… мой разум откроется демону. Демон знал, что родители будут оттягивать этот момент столько, сколько смогут, пусть даже цена будет непомерно высока. Она сказала – восемнадцать лет, полагая, что к этому возрасту я уже смогу полностью осознать, что делает проклятие с моим королевством.

У Арвы в глазах стояли слезы, Тарик побледнел. Даже Сауд с встревоженным видом повернулся к нам. Он знал все эти предания не хуже нас. Знал, что однажды на свете жил король, который не был человеком, и он делал ужасные вещи, пока Королева-Сказочница не вернула ему его истинную добродетельную сущность.

– Это вопрос самолюбия, – сказала она. – Я не хочу, чтобы моим разумом овладели. Я хочу быть королевой сама по себе. Я хочу трудиться и править, поступая так, как будет лучше для всех, но не могу. Чем бы я ни занималась, плоды моего труда сделают меня лучшей добычей для демона. Если я начну прясть, демон поймет, что я готова, и придет за мной. Но, клянусь тебе, Йашаа, это будет настолько же ужасно для остальных, как и для меня. Меня все равно выдадут замуж, и мы окажемся привязаны к Царетворцам, только я уже больше не буду человеком.

У меня закружилась голова, хотя я сидел на земле и падать мне было некуда. Арва обхватила Маленькую Розу руками, будто могла защитить ее от демона, который хотел забрать ее душу, но принцесса по-прежнему смотрела только на меня. У меня перед глазами стояли рисунки на полу ее темницы в башне – замысловатые, но столь недолговечные, что их могло уничтожить легчайшее прикосновение. Она рисовала пальцами по пыли, не в силах побороть стремление творить хоть что-то. Она не могла бездействовать. Не могла не творить. И так будет всегда.

– Я буду проверять одеяло, – сказал я.

Я знал, что этого будет мало, и видел, что Сауд тоже это знает. Но что еще мы могли сделать?

Мы ждали, пока почти стемнеет, прежде чем снова пуститься в путь. Если бы нас выследили, преследователи нагнали бы нас днем, ведь они были бы верхом. Сауд справедливо предположил, что луна даст нам достаточно света, чтобы двигаться дальше. Когда солнце начало клониться к закату, мы соорудили холодный ужин и осмотрели свои припасы. Оставалось немного, но достаточно, чтобы добраться до гор, где мы будем более надежно укрыты и сможем охотиться и собирать съедобные растения, если понадобится.