общности интересов в работе полиции, о значимости полицейской службы. Визит, который дал повод моим — в данной ситуации чисто штампованным фразам — был ответным визитом на посещение Германии датской полицией.

Обвинитель: Вы были в правлении датско-немецкого общества.

Тюне Якобсен: Когда министр иностранных дел Скавениус попросил меня вступить в правление общества, а премьер-министр Стаунинг придавал большое значение работе этого общества, то я, по правде говоря, не смел отказаться, хотя чутье мне подсказывало, что уготованы мне были большие неприятности. Я рассматривал, кроме того, эту новую организацию как неплохое прибежище: отсюда я мог противодействовать нацистскому влиянию у нас в стране и смягчать постоянные атаки на нас со стороны немцев.

Обвинитель: Так, так. По-вашему, выходит, что датско-немецкое общество было в действительности антинацистской организацией. Эта точка зрения для меня совершенно нова.

Тюне Якобсен: Удивляться тут нечему. И я, и другие члены правления общества прекрасно понимали, почему нас не уважали за нашу работу, почему мы подвергались новым и новым нападкам по радио и в нелегальной прессе. Не могли же мы громогласно заявить, что наша работа фактически была подрывной, направленной против немцев?

Обвинитель: Чего только не услышишь в своей жизни! Вы и ваши друзья в датско-немецком обществе, значит, были на самом деле борцами за свободу и саботажниками? Для общественности все выглядело так, будто общество было попыткой тесного сотрудничества с немцами. Но позвольте мне процитировать передовицу газеты «Политикен» от 8 августа 1940 года, в которой сердечно приветствуют создание нового общества:

«Очень ответственные задачи стоят перед только что созданным датско-немецким обществом. Небывалое развитие политических событий за последние месяцы и глубочайшие перемены в экономике европейских стран как следствие изменения в соотношении политических сил окажут, несомненно, влияние на условия жизни в нашей стране. Та Европа, которая одиннадцать месяцев тому назад была втянута в военные действия, закончила свое существование, а на ее месте возрождается новая Европа, предводительствуемая Германией, ведущей силой на континенте. Трудно предвидеть, как будет проходить это возрождение, но произойдет оно, конечно, после окончания войны. Но если окончательный передел границ является вопросом времени, сама война не мешает, а скорее, наоборот, содействует экономической перестройке путем межъевропейского сотрудничества, чьи рамки уже сейчас определены руководящей ролью немецкой стороны.

Датско-немецкое общество, учрежденное по инициативе датского министерства иностранных дел, должно содействовать участию Дании в этом европейском сотрудничестве».

Такова была тогда обычная точка зрения на роль этого общества.

Но вы лично, значит, вошли в него как саботажник. Не думаете ли вы, что имелись все же иные способы противостоять немцам, кроме вашего способа сотрудничества?

Тюне Якобсен: А было ли у нас оружие к тому времени? Нет! Поддержал ли бы кто нас тогда, с востока или запада? Нет! Стаунинг, возможно, дал очень точную характеристику датско-немецкому обществу, когда он обозначил его как «духовную оборону датчан от нацизма».

Обвинитель: Но когда датский народ позже добыл себе оружие, когда начались саботажи, взялись ли вы тоже за оружие, господин Тюне Якобсен? Впрочем, вы можете не отвечать сейчас на мой вопрос, мы еще вернемся к нему.

Вы были шефом государственной полиции, когда арестовали коммунистов 22 июня 1941 года?

Тюне Якобсен: Да, но эти аресты произошли без моего ведома как шефа госполиции. Они были произведены по требованию немцев прямыми приказами тогдашнего министра юстиции директору полиции и полицмейстерам.

Обвинитель: А какова была ваша точка зрения на эти аресты?

Тюне Якобсен: Они были серьезным нарушением и глубоким оскорблением правового сознания. Иначе никак нельзя их рассматривать.

Обвинитель: Вам, вероятно, известно, все ли коалиционное правительство одобрило постановление об арестах?

Тюне Якобсен: Только несколько министров были согласны с постановлением.

Обвинитель: Я не ошибусь, если скажу, что Скавениус был среди этих нескольких министров?

Защитник: Но решение было принято Стаунингом.

Обвинитель: Возможно. Но когда вы заняли пост министра юстиции, пытались ли вы что-нибудь предпринять для устранения «серьезного нарушения и глубокого оскорбления правового сознания»?

Тюне Якобсен: Что-то изменить было почти невозможно, в таком случае заключенным, точно, грозила бы участь оказаться под надзором немцев.

Обвинитель: Под надзором? Несколько необычное обозначение немецких концентрационных лагерей.

Тюне Якобсен: Коалиционное правительство сделало выбор — одобрить интернирование коммунистов, но продолжать заниматься этой проблемой, стараясь так или иначе ее разрешить, несмотря на присутствие иноземных войск в стране и несмотря на то, что Комиссия девяти, поставив на обсуждение вопрос о самом законе, запрещающем коммунистическую деятельность, дистанцировалась от состоявшихся арестов.

Обвинитель: Я понимаю сказанное вами так, что всех поставили перед свершившимся фактом. Коалиционное правительство вообще не поставили в известность.

Защитник: Я хотел бы спросить Тюне Якобсена, протестовал ли кто-нибудь против ареста коммунистов — членов фолькетинга?

Тюне Якобсен: На заседании ригсдага никто не возражал против того, чтобы право ареста распространялось на членов ригсдага всех партий, а премьер-министр Стаунинг сказал, что не стоит делать ни для кого исключения.

Защитник: Итак, ответственность лежит на Стаунинге, а не на Скавениусе. Министр иностранных дел Скавениус принял к сведению требование немцев об аресте коммунистов и пошел с ним, как и положено, к главе правительства. Решение принял Стаунинг и никто другой.

Обвинитель: Вы автор закона о запрещении коммунистической деятельности?

Тюне Якобсен: Когда нужно ввести что-то новое, пытаешься найти его обоснование в старом, уже опробованном. Это всегда как-то успокаивающе действует. Так, случайно обнаружили закон К. К. Стайнкэ от 11 апреля 1925 года об интернировании, согласно которому лица, осужденные к моменту вступления закона в силу к лишению свободы за сексуальные деликты, или лица психопатического характера, не проявляющегося открыто, спустя год после своего освобождения могли быть вновь арестованы на неопределенное время, если это считалось целесообразным, хотя они и не совершили ничего предосудительного. Никто не рассматривал этот закон как противоречащий конституции.

Обвинитель: Великолепная идея! Не понимаю, почему вы сразу не сделали аналогичный вывод из закона Стайнкэ и не велели, не мудрствуя лукаво, арестовать коммунистов как сексуальных маньяков или психопатов! Но, значит, вы обсуждали этот вопрос с председателем Верховного суда?

Тюне Якобсен: Да, и он в письменной форме сообщил свое мнение, что издание закона о допустимости лишения свободы было необходимым актом. Как это следовало из одной журнальной статьи, опубликованной сразу после принятия закона и комментирующей его, председатель Верховного суда имел суждение, что параграф 78 конституции, единственный, который подходил бы для рассмотрения вопроса, но для проведения закона он был не пригоден.

Обвинитель: Заявление господина Труелса Йоргенсена пало на благодатную почву. В фолькетинге вы выступили с речью по поводу представления законопроекта и сказали:

«Не требуется доказательств,