— Хочешь, чтобы я осталась сегодня с тобой?

— Со мной? О себе я и не думал. Просто пришло в голову, что, возможно, тебе полезнее сегодня вечером не выходить.

— Ты боишься оставаться тут один?

Он едва не сказал ей: «С чего это вдруг?» Но вовремя спохватился. Взял солонку, заткнул отверстия пальцем и, перевернув, стал исследовать дно. Затем робко предложил:

— Сегодня вечером по телевизору должен быть фильм о природе. «Жизнь в тропиках Амазонки». Или что-то в этом роде…

— Так в чем же твоя проблема?

Он снова сдержался. Пожал плечами. И промолчал.

— Если тебе не хочется коротать вечера одному, почему бы не зайти к соседям? К этой красотке и ее смешному брату. Ведь они все время тебя приглашают. Или позвони своему другу Кранцу. Он будет здесь через десять минут. Прибежит бегом.

— Нета…

— Что?

— Останься сегодня.

Ему показалась, что за поднятой к губам чашкой дочь скрывает усмешку. Поверх чашки были видны лишь зеленые, то ли равнодушно, то ли насмешливо поблескивающие глаза и линия безжалостно обкорнанных волос.

— Послушай, хочешь правду? Я не собиралась сегодня выходить из дому. Но теперь, когда ты взялся за свои фокусы, вспомнила, что мне и в самом деле нужно идти. У меня назначена встреча.

— Встреча?

— Тебе, конечно, требуется полный отчет…

— С чего вдруг? Скажи только, с кем встреча.

— С твоим боссом.

— В честь чего это? Он повышает совершенствует познания в области современной поэзии?

— Почему бы тебе не спросить его самого? Устройте друг другу небольшой перекрестный допрос с пристрастием. Ладно уж, избавлю вас от этого. Позавчера он позвонил, а когда я хотела тебя позвать, сказал, что не надо: мол, звонит мне, чтобы назначить встречу вне дома.

— Чемпионат страны по шашкам?

— Что ты так нервничаешь? В чем дело? В конце концов, может, все сводится к той же проблеме: он, как и ты, не хотел оставаться дома один сегодня вечером.

— Послушай, Нета. Остаться одному — это для меня не проблема. Вот еще новость! Но скажем так, я был бы рад, если бы ты не выходила после того… после того, как почувствовала себя плохо.

— Ты уже можешь говорить «приступ». Не бойся. Цензура отменена. Может, поэтому ты ищешь повод для ссоры со мной?

— Что ему от тебя нужно?

— Вот телефон. Позвони. Спроси его.

— Нета…

— Почем я знаю? Может, они теперь начали набирать на службу девушек с плоской грудью. В стиле Маты Хари.

— Давай внесем ясность: я не вмешиваюсь в твои дела и не ищу ссоры с тобой, но…

— Но не будь ты всю жизнь таким трусом. Сказал бы просто, что запрещаешь мне уходить из дома, а если не послушаюсь — задашь хорошую трепку. И точка. И уж тем более ты запрещаешь мне встречаться с Патроном. Но в том-то и беда, что ты трус.

— Видишь ли… — сказал Иоэль, но продолжать не стал.

В рассеянности поднес он к губам пустую рюмку из-под бренди. И вновь опустил на стол, словно опасался, как бы не стукнула, или беспокоился о том, чтобы не причинить боли столу. Серые сумерки заполнили кухню, но никто из них не встал, чтобы зажечь свет. Ветер шевелил ветви сливового дерева за окном, и каждое их движение вспугивало паутину теней на стенах и потолке. Нета протянула руку, встряхнула бутылку и снова наполнила рюмку Иоэля. Секундная стрелка электрических часов над холодильником перескакивала с деления на деление, отбивая ритм. Перед мысленным взором Иоэля вдруг возникла маленькая аптека в Копенгагене, где он наконец-то опознал и сфотографировал миниатюрной фотокамерой, вмонтированной в пачку сигарет, известного ирландского террориста. В этот миг, словно собравшись с духом, прерывисто зашумел холодильник, и ему отозвалась глухим перезвоном стеклянная посуда на полке, но холодильник уже опять ушел в себя и затих.

— Море не убежит, — сказал Иоэль.

— Прости?..

— Ничего. Просто вспомнилось кое-что.

— Если бы ты не был трусом, то просто сказал бы мне: «Пожалуйста, не оставляй меня одного сегодня вечером». Сказал бы, что тебе тяжело. И я бы тогда ответила: «Ладно. С удовольствием. Почему нет…» Скажи, чего ты боишься?

— Где ты должна с ним встретиться?

— В лесу. В хижине, где обитают семь гномов.

— А если серьезно?

— Кафе «Осло». В конце улицы Ибн-Габироль.

— Я тебя подброшу туда.

— По мне…

— Но при условии, что мы что-нибудь перекусим. Ведь ты сегодня ничего не ела. А как ты потом вернешься домой?

— В карете, запряженной шестеркой белых лошадей. А что?

— Я заеду за тобой. Только скажи, в котором часу. Или позвони мне оттуда. Но знай: я предпочел бы, чтобы сегодня вечером ты осталась дома. Завтра тоже будет день.

— Ты запрещаешь мне сегодня выходить из дому?

— Я этого не говорил.

— Ты завуалировано просишь не оставлять тебя одного в темноте?

— И этого я не говорил.

— Что же тогда? Быть может, попытаешься принять решение?

— Пустяки. Поедим чего-нибудь, ты оденешься, и мы двинемся. Я еще должен по дороге заправиться. Иди одевайся, а я тем временем приготовлю яичницу.

— Она вот так же умоляла тебя не уезжать? Чтобы ты не оставлял ее одну со мною?

— Это неправда. Такого не было.

— Ты знаешь, что ему от меня нужно? Наверняка у тебя есть предположения на сей счет? Или подозрения?

— Нет.

— Хочешь знать?

— Не особенно.

— Нет?

— Не особенно… А в общем-тода. Что ему от тебя нужно?

— Он хочет поговорить со мной о тебе. Думает, ты в плохом состоянии. Такое у него впечатление. Так и сказал по телефону. Видимо, ищет способ вернуть тебя на работу. Он утверждает, что мы на необитаемом острове, ты и я, и что нам следует вместе искать какое-то решение. Почему ты против того, чтобы я с ним встретилась?

— Я не против. Одевайся, и двинемся в путь. А пока ты будешь одеваться, я сделаю яичницу. И салат. Что-нибудь вкусненькое на скорую руку. Четверть часа — и вперед. Иди одевайся.

— Ты обратил внимание, что уже раз десять сказал мне «одевайся»? Я, случаем, не кажусь тебе голой? Сядь. Что ты все дергаешься?

— Чтобы ты не опоздала на встречу.

— Но я наверняка не опоздаю. И уж ты-то это прекрасно знаешь. Ведь ты уже сыграл свою партию, мат в три хода. Не понимаю, чего ради ты продолжаешь ломать передо мной комедию? Ведь ты уже уверен на сто двадцать процентов…