— Шагаев, Шагаев… — Сергей Петрович сделался серьезен и вопросительно глянул на Пиновскую: — Уж, часом, не родственник ли?..

— Точно в цель, — щелкнув подсолнушком, Марина Викторовна кивнула головой и как-то нехорошо усмехнулась, — единственное чадо. Семейка что надо — как говорится, яблоко от яблони…

И почему, спрашивается, женщины иногда так язвительны?..

Майор Ступин был опытен и хитер, как старый, побывавший в капкане лис. Хотя с первого взгляда ничем особенным не выделялся — щуплый, физиономия простецкая, не блондин, не брюнет, и слава тебе Господи, что не лысый. Когда он еще бегал в операх, озабоченные наркотой кавказцы метко окрестили его Чернобуром, грозились зарезать и боялись страшно. Собственно, не без основания. Будучи камээсом по самбо, майор предпочитал действовать решительно, и бывало, что после общения с ним кое-кому и СИЗО казался райским уголком блаженства.

Однажды Николай Игнатьевич даже старую ментовскую сказку воплотил в суровую реальность будней. Это когда он поймал крупного оптовика и, ничего конкретного не имея, решил взять его не мытьем, так катаньем. Причем пошел путем нетрадиционным — раздевался догола и во время допроса играл на гитаре. Именно так и написал нарком в своей жалобе прокурору, за что был признан психически невменяемым и упрятан хоть и не в тюрьму, но в дурдом.

Дважды Ступина пытались порезать, один раз — подстрелить, однако он выжил, став еще более матерым и безжалостным. Дело в том, что его единственная дочь плотно сидела на игле.

Последний зимний понедельник выдался хмурым. Было холодно, ветер завивал метель кольцами, и машины наружки наполовину уже превратились в сугробы.

«Ну что за погода!» Ступин достал сигареты и потянулся было к прикуривателю, как эфир внезапно проснулся и по связи прошло: «Есть контакт».

— Третий, установите звоночек. — Майор переключил селектор, и стали слышны длинные телефонные гудки, затем трубку подняли, и послышался заспанный жилинский шепот:

— Алло?

— Как дела, Сергей Иванович? — Мужской голос был стремителен и напорист. — С посылкой разобрались?

— Наполовину только, — чтобы потянуть время, Ломоносов нарочно говорил медленно, как бы не совсем проснувшись, — организационные перемены, знаете ли, потом обстоятельства всякие форс-мажорные, затем…

— Значит, на вторую половину денег побежали проценты, — прервали Жилина на корню и стали прощаться. — Все. Ждите гостей.

Негромко щелкнуло, раздались короткие гудки, и по связи передали:

— Первый, звонили по уличному таксофону с площади Тургенева.

«Ушлые, сволочи, и осторожные. Стоят небось неподалеку и ждут, не ломанется ли кто пальчики с трубки снимать». Все эти игры в конспирашки Ступину были известны давно. Усмехнувшись, он все-таки закурил.

— Двенадцатый, когда появится объект, примите его осторожно, возможно контрнаблюдение.

— Поняла вас, первый.

Злющая, сразу видно — с похмела, дворничиха определила мусорные баки на тележку и, оступившись, вывалила помойку на тротуар.

— И не так, и не в мать, едри твою мимо… Сильно дрожавшие руки слушались труженицу неважно, и, осознав с третьего раза, что в одиночку ей не управиться, она с ненавистью глянула на проходившего мимо мужчину с Дипломатом и подалась к соседней парадной:

— Семен, мать твою, ты мужик или хрен с бугра?

Судя по ответной реплике, был тот производителем что надо, а тем временем владелец кейса обогнул мусорные залежи и направился к жилинской парадной.

— Все внимание.

Ступин прибавил громкость и ясно услышал по прозвучке, как Ломоносову позвонили в дверь:

— Салам. — Щелкнул дипломат, зашуршали сбитые по «лимонам» дензнаки, и уже через минуту визитер начал прощаться: — Покеда.

— Двенадцатый, пятнадцатый, двадцатый… — Ступина вдруг ощутил знакомое чувство охотника, стремительно настигающего добычу. — Повторяю, принимайте объект помягче, возможно контрнаблюдение.

— Фроська, сука, ты же тележку ушатала, — на тротуаре между тем события развивались по нарастающей, — ты же, падла, Филимонову тележку ушатала, хрен тебе моржовый куда не надо! — (При ближайшем рассмотрении Семен оказался тщедушным мужичонкой в армейском полушубке и суконных ботах «привет с кладбища».) — Все, достала, стерва. Иду к техничке.

Он быстро засеменил вдоль домов, едва не сшиб ломоносовского визитера и, обогнав его, внезапно с песней завалился мордой в свежевыпавший снежок:

— Я уеду к северным оленям, в дальний Магадан уедешь ты…

Так, на пределе сил, он продолжал двигаться в жилконтору, однако вскоре повстречал самого хозяина тележки — огромного, в ватнике и ватных же штанах, измаранных на заду красной краской. Тот мощно шкрябал лопатой, пребывая, видимо, в неважном настроении, и сочетал с каждым словом четыре матерных. Недаром писал незабвенный Булгаков, что дворники из всех пролетариев — сволочь наихудшая. Узнав о судьбе своего имущества, Филимон сделался нехорош, страшно выругался и натурально въехал Семену в ухо. Тот хоть и был неказист, однако тоже не пальцем деланный и, не стерпев, саданул обидчику в нюх. И началось…

Пока гроссмейстеры метлы катались среди сугробов, неподалеку остановился «форд-скорпио» и, подобрав владельца дипломата, умчался столь стремительно, что удалось едва-едва засечь его номер.

— Седьмой, примите объект.

Ступин вдруг вспомнил, как повел дочку первый раз в первый класс. У Насти торчали смешные белокурые косички, а огромные банты были похожи на пропеллеры, и, ощутив прикосновение маленькой ручонки к своей ладони, майор вздрогнул. Неужели она была такой когда-то — теплой, ласковой, родной! Безжалостная память сразу же показала ему другую Настю. Она стояла навалившись на подоконник голой грудью, а мерзкий улыбающийся тип деловито пристраивался к ней сзади. В майорских ушах вдруг раздался пронзительный крик: «Не трогай его, он должен два баяна», — и он ощутил взгляд дочери, полный ненависти и ужаса приближающейся ломки.

«Ладно, паскуды!» Отгоняя ненужные сейчас мысли, Ступин помотал головой, в его прищуренных глазах появился стальной блеск. Охота началась.

Как и все нормальные россияне, ментов Снегирев не жаловал, а гаишников в особенности. Ведь чем должна заниматься милиция? Беречь нас. Кто сомневается, пусть спросит у товарища Маяковского. Только гаишники, как видно, стихов не читают. Трудно сказать, по какой причине, — то ли не умеют, то ли недосуг, однако ведут себя крайне паскудно. Только и ждут момента, чтобы водителя прижать и урвать побольше масла на свою ментовскую горбушку. А видели вы хоть раз гаишников на перекрестке с неработающим светофором? Как же! Не дождетесь. Оне шибко занятые — неподалеку изволят пребывать в авто и блюдут скоростной режим.