Хорошилов заметил скромную "Ниву", прилепившуюся к нему у дома-музея Ильи Репина. Может, случайность? Но бизнесмен решил не рисковать. Знал домишко на Выборгской со сквозным подъездом. Приличный. Реконструированный. С консьержем. Здесь вполне мог проживать его компаньон. Он подрулил к гостевой стоянке. Поставил машину, уплатив до утра, и направился в подъезд. Зная точно одну фамилию жильца, назвал ее и попросил не предупреждать - сюрприз. А сам направился ко второму выходу. Им пользовались владельцы собак, и дверь по вечерам и утром часа три не закрывалась. Выйдя на соседнюю улицу, поймал такси и назвал гостиницу. В службе обеспечения объяснил, что у машины забарахлил мотор, и сообщил, где ее оставил.

В Питере было так же душно, как в Москве, но гораздо хуже - высокая влажность.

ШЛАНГ

Утром баба Катя разбудила Генку и Диму. Они встали одним рывком по старой армейской привычке. Плескались у двух пожарных бочек, наполненных накануне. Баба Катя стояла рядом, держа полотенца, расшитые нехитрым деревенским узором.

Первым закончил процедуру Климов, взял полотенце у необычно молчаливой старухи и ничего не заметил. Зато Артеменко, взглянув в лицо бабы Кати, удивился его отрешенному выражению.

- Вы чего, баб Кать, такая неразговорчивая? Обидел кто?

Та безнадежно махнула рукой и ушла в избу.

Друзья переглянулись. Артеменко двинулся было за ней, но напарник удержал, считая, что лучше разбирается в женской психологии.

- Баб Кать, шланг давай, огород польем, пока солнце не запалило листья, предложил он.

Старуха молчала. Он заглянул ей в лицо и увидел беззвучно текущие слезы.

- Нету шланга, Крольчонок, нету. Пропили.

- Как? Кто? - ужаснулся Климов: неужели мы вчера?

- Кто ж теперь знает? Кто гулял всю ночь, тот и пропил. Народу вчера вона скоко смотрело, как вы мой огород обиходили.

- Сволочи...

- Я, Генок, ворам прощаю. С тоски пьют, с тоски воруют, чтоб пить. Покупателю не прощу.

- Воровали свои, значит?

- Свои, кто ж еще...

- Участкового предупредите, а сами по деревне походите, поглядите, кто пользоваться будет.

- Они ж не придурки, хоть и пьяницы. Они соседям продали или в Палиху. Там магазин всю ночь работает. У меня туда ноги не дойдут.

- Понятно...

То, что старая назвала его Крольчонком, сначала удивило Климова, потом вспомнил, что вчера, когда после баньки причастились, он рассказывал бабе Кате про свое детство. Значит, и мать вспомнил. Только она так его называла.

Гун вышел к Димону. Тот, чтобы не терять времени даром, уже сходил на колонку и принес пару ведер воды.

- Ну что?

- Хреновые дела. У старухи шланг ночью сперли. Скорее всего, уже пропили.

- Сволочи...

- Я тоже так сказал. Ладно, поехали. На обратном пути другой завезем, пусть на ночь под подушку кладет.

Приятели сели в машину. Баба Катя вышла на порог. Ласточка тронулась, выбросив в утренний воздух аккуратное кольцо сизого дыма.

Они ехали по главной улице деревни, названной в честь вождя революции. Вообще, в деревне было три улицы: непременная Почтовая и почему-то Амундсена. Деревня спала, хотя солнце уже встало и петухи свое оторали.

Однако в предпоследнем дворе было заметно шевеление, в окнах горел свет, не выключенный с ночи, и кто-то даже пытался петь.

- Стой! - внезапно догадался Генка. - Вот они, воры!..

- Ты же не видел, а не пойман...

- Пойман. Пойман. Я бабе Кате сказал, чтобы походила по дворам, посмотрела. Они не дураки. Продали в Палиху. Там магазин круглосуточный. Кто еще гулять всю ночь будет? Пойдем спросим.

Артеменко понял - напарника не отговорить.

На всякий случай захватил монтировку. Еще в сенях почувствовали тяжелый запах бедного застолья, услышали голоса двоих, потом третьего.

Классический расклад. Но, войдя внутрь, убедились, что еще два человека, мертвецки пьяные, лежат на кровати.

- А-а-а... Геннадий-угодник, - узнали их.

- И с ним Демьян-праведник. Проходи, садись. Расскажи, чего в столице новенького, когда капитализм нас окончательно задушит?

- Водка тебя раньше задушит, - тихо сказал Артеменко.

- Ты не прав, напарник, я его раньше задушу, если не скажет, кому продал шланг. Баба Катя вас простила, но я возьму грех на душу, - предупредил Генка.

Глаза самого трезвого сузились, а рука потянулась в карман.

- И не думай, - предупредил Димон. Но тот был готов к схватке, и пришлось резким ударом монтировки по предплечью остановить его.

- Сука! - поднялся с табуретки ближний к Геннадию мужик и тут же оказался под кроватью, сбитый прямым в челюсть.

- Это не я... Честно. Я потом пришел, - уверял третий, оставшись в одиночестве, потому что и второй растянулся на полу, попробовав боднуть Артеменко головой.

- Кому продали? - спросил его Генка.

- Говорили, Михасю. Это не я. Честно.

- Пошли, честный пионер, покажешь.

Третьего посадили в кабину между собой и поехали в Палиху. Всего семь километров. Теперь летели по двум деревням на форсаже. Перед Палихой пошли тихо.

- Чего деревню Палихой назвали?

- Горели часто. Здесь самый лучший самогон гнали. Пока гнали, пробовали. Вот и горели, - объяснил пленник и даже улыбнулся.

- Могли и Самогоновкой.

- Могли... -согласился пленник. -Вон его дом.

- Сиди и не рыпайся, - предупредил Дима.

- А то накостыляем по дороге, - добавил Геннадий.

Они вышли из машины и направились к указанному дому.

- Вот гнида, - Генка указал на колонку, от Которой через забор тянулся шланг; их шланг, они узнали его по патрубку, который самолично смастерил из трубки большего диаметра Дмитрий. А ну-ка, взяли...

Напарники вцепились в шланг и что есть силы дернули на себя. В огороде по ту сторону дома раздался вопль. Оказалось, Михась стоял одной ногой в кольце. Друзья побежали к машине, не выпуская шланг из рук. Ничего не понимающий Михась, пробороздив телом томаты и огурцы, остановился, когда влетел головой в лежащую на огороде бочку. После этого истошный крик прервался. Сходила с ума собака на цепи, метались в исподнем жена и теща. Палиха проснулась. Где-то забили в рельс, созывая людей на пожар...

Петля ослабла, нажравшимся питоном шланг скользнул в траву, потом через забор в фургон Ласточки, где его снова аккуратно свернули.