не просто клубилась где-то внутри, она обволакивала все его существо, кричала, рвала душу когтями.

Как он помирился со Златой? Как? Хотя бы намек…

Все больше росла уверенность, что что-то неправильно, что-то не так.

Что? Что твою мать, не так?

И тут до него дошло.

…Запах. Чужой, чуть сладковатый, с резкими нотками, пряным налетом, оседающим на языке. Злата так не пахла.

Резко отстранившись, попытался нащупать кнопку рядом с кроватью. Рука наткнулась на небрежно брошенные часы, на какую-то шелестящую бумагу, на книгу и еще не пойми на что, прежде чем пальцы коснулись выключателя.

Вспышка света показалась ядерным взрывом. Удар по глазам, так что виски скрутило от боли, а желудок подскочил, едва не распрощавшись со своим содержимым.

Ни черта он не дома. В баре, на втором этаже. В комнате отдыха, которую они с Измайловым оборудовали, на тот случай, если доведется заночевать.

Довелось. Заночевал.

Он проглотил ледяной ком, вставший поперек горла, и обернулся через плечо.

— Твою мать…

Рядом с ним, свернувшись калачиком спала Люба. Глядя, как по ее загорелой спине темным пятном распласталась татуировка лилии, Краев напрочь забыл, как дышать.

Девушка заворочалась, натянула одеяло на голову и сонно пробубнила:

— Дай поспать. Ночь еще…

Он шумно выдохнул, дернулся, будто ударили в солнечное сплетение, и выкатился из кровати. Как и ожидалось, в чем мать родила.

Шелестящая бумага на тумбочке — обертка от презерватива. И не одна.

Замутило еще сильнее. Потому что, память-сука, наконец, решила очнуться и вывалить до хрена подробностей того, как на самом деле закончился вчерашний вечер.

— Твою мать, — простонал, сжимая пальцами переносицу, — твою мать…

— Краев, хватит бухтеть. Вырубай лампочку и ложись, — раздалось из-под одеяла, — Полночи спать не давал, а теперь вскочил ни свет, ни заря. Что за человек такой?

Херовый человек. Херовый…

От осознания того, что натворил, выворачивало наизнанку.

— Ну и иди к черту, — фыркнула Люба, поняв, что возвращаться он не собирается. Подушку взбила и улеглась поудобнее, намереваясь еще поспать.

А он, как в тумане подобрал с пола одежду. Оделся, стараясь не смотреть в ее сторону, и вышел из комнаты.

***

Лестница перед глазами качалась, пришлось даже за стену ухватиться, чтобы не съехать по ней вниз. И дело уже не в хмеле — протрезвел мигом, как только Любку увидел, а в том, что голове гремело и накатывало тошнотворное ощущение конца света.

Все. Допрыгался. Добесился. Дебил.

Надо ехать домой, как-то смотреть в глаза Злате.

Как-то… Он понятия не имел как. Врать не привык, да и не умел. Всегда себя честным считал, прямолинейным. А теперь что? Молчать и делать вид, что все в порядке, как те мужики, которые шляются? Так не в порядке ни хера! Не в порядке! Потому что реально прое… самые важные отношения в своей жизни.

Деби-и-ил.

Даже уйти спокойно у него не получилось. Когда спустился вниз и вывернул в главный зал, чуть не выматерился вслух, потому что у барной стойки были Измайлов и Анечка. Он сидел на высоком стуле, как клиент, а она прыгала с другой стороны, изображая бармена. Игрались, мать их.

Шли бы спать и без них тошно!

— О, вот и Миха, — усмехнулся Женька, наблюдая за его приближением, — проспался?

Краев ничего не ответил. Тяжело плюхнулся на соседний стул, сдавил пальцами виски и прикрыл глаза. Так херово, что не продохнуть.

— Голова болит? — язвительно поинтересовалась Анечка, — так тебе и надо! Что за представление ты вчера устроил?

Она смотрела на него сердито, но без ненависти и презрения. Просто как на дурака, который перебрал лишнего и устроил пьяный дебош. Не знала. И Измайлов не знал. Не заметили, что вчера он ушел наверх не один, а с Тимофеевой.

Может, это знак, что надо молчать? До победного? Все отрицать и делать вид, что ничего не было? Схоронить этот позорный поступок так глубоко, чтобы никто и никогда не докопался?

Краев сомневался, что такое ему по силам.

— Настроение было ни к черту. Минералки дай, пожалуйста.

— Настроение ни к черту, — сердито передразнила Аня и полезла в холодильник под стойкой, — бросался вчера на всех, Златку довел, а теперь водички, видите ли, захотел.

На самом деле ему хотелось сдохнуть, а не водички. Особенно когда позади раздался уверенный цокот каблуков.

У Измайлова вытянулась морда, когда он увидел, как накручивая бедрами, к ним шла Тимофеева. Когда только собраться успела? В кровати ведь лежала, когда он выходил. А тут при полном параде, с довольной улыбкой на губах. Свежая, яркая, с таким вырезом декольте, что чуть ли не все титьки наружу.

— Всем привет, — промурлыкала довольной кошкой.

Аня обо что-то ударилась, зашипела и тут же вынырнула из-под стойки. Глаза у нее были огромные, наполненные непониманием и неверием.

Люба тем временем подошла к Краеву, который даже пошевелиться не мог. Сидел, как каменный истукан, впившись взглядом в стойку перед собой, и не дышал.

— Не буду вам мешать, — она склонилась к нему, прикоснулась губами к небритой щеке, оставляя алый след, — позвони, как освободишься.

И ушла, оставив после себя гробовую тишину и смятение.

Михаил, чувствовал, как на него смотрят, но не мог поднять взгляда. Сил не было. Наоборот, по всему телу расползалась какая-то угрюмая обреченность.

— Ребят… — с трудом выдавил он.

— Скотина, — в лицо прилетело содержимое стакана, который Аня уже успела наполнить.

Краев молча утерся и уставился на свои ладони. Дрожали. Мелко. Едва заметно.

— Ты…ты… — она задыхалась, — ты опять связался с этой…

— Нет, — с трудом промычал он, — просто…

— Просто трахнул? Да?

Шумно выдохнув, потер лицо, зарылся ладонями в волосы.

Это точно конец.

— Мих, ты чего, блин? — Измайлов никак не мог придти в себя, — а как же Злата?

— А все, Женечка! Нет у него больше Златы. Просрал! — Аня швырнула пустую бутылку из-под минералки в мусорную корзину. Не попала. — Капец! Да что ж ты за козел-то такой, а?

— Я был не в себе. Разозлился, потому что думал, что Злата с Колей изменяет, — слабая попытка оправдаться.

— С Колей? Краев, ты серьезно? С Колей?! С Мироновым? С шутом нашим универским?

Вчера казалось, что серьезно. А сегодня будто пелена черная с мозгов съехала, позволяя наконец думать, а не выдумывать всякую херню.

Да нет, конечно! Не было ничего между ними. Злата не из тех, кто предает.

Чего нельзя сказать о нем самом.

— Все. На фиг. Я звоню ей.

— Подожди! — встрепенулся он и попытался выхватить у нее из рук телефон, — Не надо!

— Ты вообще обнаглел? — прошипела Аня, — предлагаешь мне смолчать?