— Злату жду.

— Еще минуту, и я вам ее верну.

Минутой не ограничились. Разговор затянулся как минимум еще на десять.

— Вот ключи, запрете, сдадите на вахту, — куратор собрал свои бумаги и ушел, оставив их наедине.

Без единой эмоции Злата начала убирать свои вещи в сумку, а Михаил все это время стоял у нее за спиной, не зная, как начать и предельно остро понимая, что никакие слова не исправят произошедшего.

***

— Злата.

Ноль эмоций, даже не обернулась.

— Злат…

Полный игнор. Кажется, ручки с тетрадями ее интересовали больше, чем мнущийся за спиной парень. Он не выдержал. Взял ее за локоть, развернул лицом к себе, легко удерживая, несмотря на сердитые попытки высвободиться.

Она сдалась. Глядя куда-то в сторону, медленно выдохнула и покачала головой. Потом, наконец, посмотрела на него. В этом взгляде не было ни-че-го. Разве что на самом дне плескалось раздражение, оттого что приходится отвлекаться на всякую ерунду.

— Чего надо? — полоснула холодом.

Проклятье. Аж сжималось в груди от этого тона, и оттого, что нет прежнего тепла и эмоций. Пусто. Словно землю из-под ног выбили.

— Злат, пожалуйста, давай поговорим, — тихо попросил он.

Она невесело рассмеялась:

— Господи, Краев, о чем? О чем ты сейчас собрался говорить? И где ты был со своими разговорами в ту субботу, когда я умоляла тебя остановиться и послушать меня?

— Я…просто…

— Ты просто предал меня, — совсем невыразительно, блекло подсказала она.

— Прости, Злат, — прохрипел он, — прости… Я идиот.

— Почему же? Отдохнул, расслабился. Молодец. Завидую твоей способности переключаться и находить для себя плюсы в любой ситуации.

Сплошные иглы. Злые, ядовитые, не позволяющие приблизиться. Он вообще потерял право приближаться, но не мог иначе.

— Я не знаю, как это получилось. Из-за ревности психанул и вот… Прости.

Боже, как глупо! Он и сам прекрасно понимал, что его оправдание звучат нелепо, но по-другому не получалось. Под ее равнодушным взглядом кровь в жилах стыла. Сердце металось в груди, сбоило, больно ударяясь о ребра, а в висках гремело лишь одно слово «конец». И по иронии судьбы, именно сейчас он понимал, что любит ее больше жизни и задыхался от одной мысли, что так бездарно все потерял. Что самые важные отношения в жизни оборвались по его вине.

— Очень удобно, Краев. Психанул, сбросил пар со своей бывшей и обратно. Главное сделать несчастную физиономию и повторять прости. И все непременно наладится, — она отвернулась, раздраженно затолкала в сумку ежедневник, застегнула молнию и попыталась уйти, но Миша не отпустил.

Просто не мог отпустить. Не мог! Перегородил ей дорогу, не позволяя сделать ни шага. Русина отступила в сторону, он шагнул в том же направлении.

— Погоди. Не убегай.

Злата снова попыталась пройти мимо него, но Краев схватил за плечи, в наивной попытке притянуть к себе. Боже, как же хотелось обнять. До дрожи.

— Миш, хватит! — она оттолкнула его руки, — Просто уйди с дороги. Я не хочу ни ругаться, ни выяснять отношения, ни тем более видеть тебя. Иди куда хочешь, делай что хочешь и с кем хочешь, а меня просто оставь в покое! Ты. Мне. Больше. Не нужен!

Ее слова хлестали наотмашь.

— Ты мне нужна.

— Да? Так была нужна, что пока сидела одна дома и места себе не находила из-за того, что поругались, ты Любу свою наяривал?

— Она не моя…

— Ой, все, — сердито всплеснула руками, — не надо, Краев. Просто не надо! Я не хочу ничего слышать. И общаться с тобой больше не хочу. Никогда.

Впервые он прочувствовал всю жуть слова «никогда». В голове, обжигая своей неотвратимостью, полыхнула картина: вереница одинаковых дней без нее. Пустая кровать, одинокий кофе по утрам и тихий дом, лишившийся самого главного.

— Злат, дай мне шанс, пожалуйста. Один единственный. Я попробую все исправить, — он еще верил, что как-то можно вытянуть эту ситуацию. Стереть с ее лица равнодушное выражение, — я смогу. Просто позволь быть рядом, не прогоняй.

Да он гребаный эгоист, мечтающий вернуть то, без чего не мыслил свою жизнь. Но она ведь тоже любит его! Любит! Не могли чувства умереть за несколько дней. Это невозможно. А разве можно расставаться, если любишь? Это же как кусок от самого себя отрезать!

— Прости, но нет, — в ее голос все-таки просочилась горечь, — я предупреждала. Сразу честно сказала, что если не будет доверия, то не будет и отношений. Ты мое доверие растоптал.

— Я не знаю, что на меня нашло… — осекся, осознав, что выдает классические, банальные до тошноты отмазы, — проклятье. Злат, ну прости меня, а?

Он был готов встать на колени прямо здесь и сейчас, но понимал, что ей это не нужно. В родных глазах лишь обреченное спокойствие и смирение.

— И что дальше? Каждый раз, когда ты задержишься на работе, думать о том, где ты, с кем ты? А если вдруг ты снова решишь приревновать к фонарному столбу, то готовиться получать видео, как ты… — ее голос все-таки сорвался.

Она прикрыла глаза, пытаясь спрятать свою боль, но он видел ее и чувствовал, как свою. Так тошно быть причиной ее слез, что хотелось застрелиться.

— Прости, — он попытался взять ее за руку. Дико хотелось почувствовать тепло, то самое, от которого в душе становилось уютно, но Злата отдернула руку, не позволив к себе прикоснуться.

— Не надо меня трогать, Миш, — ее передернуло, — мне неприятно. Оставь меня в покое.

Он понимал, что если сделает это, если отступит, то окончательно ее потеряет. Как бы жестоко это не было, но он должен был находиться рядом. Напоминать о своем существовании, пробовать раз за разом исправить то, что натворил в пьяном угаре.

Вот только уже завтра, она сядет в самолет и улетит.

— Злат, не уезжай, пожалуйста.

— Краев, я никак не пойму, ты издеваешься что ли? Какое не уезжай?

— Я не хочу, чтобы ты уезжала.

— Время, когда меня волновало твое хочу-не хочу уже прошло, — жестко осадила она, — оставь свои желания для кого-нибудь другого.

— Злата…

— Хватит «златкать». Надоело.

Они будто поменялись местами. Тот же разговор только наизнанку. Он пытается поговорить — она отталкивает. Все как в ту роковую субботу. С одной лишь разницей: в отличие от него Злата была не виновна.

Миша не удержался и сгреб ее в охапку:

— Я не могу тебя отпустить, — прижал к своей груди, зарывшись ладонью в шелковые волосы. Он чувствовал, как бешено колотится ее сердце, а его собственное — захлебывается в агонии.

Больно, до дрожи.

Злата замерла на миг, потом начала отчаянно вырываться. С необычайной силой оттолкнула его от