— Но для чего всё это было проворачивать? Кому мы могли перейти дорогу? Насколько я знаю, у отца не было врагов. Как и у меня…

— Враги есть у всех, — вздохнул Артур, — Просто не все о них знают.

— Я хочу поговорить с Леной.

— Боюсь, это невозможно. Ты находишься под следствием, и тебе запрещены контакты с кем-либо, кроме адвоката. То есть — меня.

— И с отцом?..

— И с ним. Впрочем, сейчас я как раз направляюсь к нему.

— Передай ему… Что я этого не делал, хорошо?

— Хорошо, — улыбнулся адвокат, — Но поверь, он это и так знает. Нужно ли мне поговорить ещё с кем-нибудь?

— С Леной, — тут же ответил я, — Скажи ей, что мы в порядке. И что я свяжусь с ней сразу, как только смогу. И позвони Кристине Шельц, передай ей… то же самое. Если девушки будут задавать вопросы — отвечай, говори всё как есть. Те охранники, которых нанял отец — пусть ни на шаг не отходят от сестры, ты понял?

— Конечно.

— И ещё кое-что — мой мозг лихорадочно обрабатывал полученную информацию, — Позвони Пете Годунову. Пусть свяжется с хакером. Это девушка, её зовут Женя. Скажи, что мы с ней познакомились в трущобах, накануне дня рождения Алисы, он поймёт, о ком я и сам сообразит, как её найти.

— Хорошо, но… Зачем тебе хакер?

— Те, кто подставил меня и отца, способны мастерски подчищать хвосты. Но даже такие профессионалы оставляют следы. Я хочу знать, кому понадобилось подставлять нас.

— Хорошо, я свяжусь с ним.

Дверь снова открылась, и в комнату вновь вошёл следователь.

— Время вышло, господа. Матвей Васильевич, рекомендую вам всё же подтвердить тот факт, что вы ознакомлены с обвинениями. Поверьте, это в ваших же интересах. Вы ведь не хотите возвращаться в тот клоповник, где провели ночь? Поставьте подпись — и вас переведут в одноместную камеру до начала следственных мероприятий. Согласие с ознакомлением не означает, что вы соглашаетесь с обвинением.

— Хорошо, — нахмурился я, прижимая большой палец к планшету. Экран моргнул зелёным светом и Шилов, сложив его в несколько раз, убрал устройство к себе в карман.

— Отлично, — сказал он, — Сейчас вас отведут на новое место, а завтра утром мы отправимся в лабораторию. Там извлекут ваш нейрочип, и мы продолжим расследование.

Июль 2091 года. Сочи.

В голове с оглушительным грохотом стучал молот. Настолько сильно, что я просто не мог сконцентрироваться ни на чём, кроме этого звука. Сидя в бронированном мобиле министерства внутренних дел, закованный в наручники — именно таким меня мог бы кто-нибудь увидеть. Разумеется, если бы ему довелось оказаться напротив. Но кроме двух вооруженных бойцов в передней части транспорта, рядом никого не было.

«Виновен по всем предъявленным обвинениям»

Эти слова были лишь гвоздем в крышку гроба. С самого начала весь процесс напоминал мне хорошо отрепетированную и мастерски поставленную пьесу.

Нейрочип, как и обещал Шилов, у меня извлекли на следующее, после беседы с адвокатом, утро. Коновалы, работающие в министерстве, чуть ли не с мясом вырвали устройство, на котором хранилась большая часть воспоминаний о моей жизни. После этого наступило шоковое состояние и я отрубился почти на целые сутки. А едва пришёл в себя…

По непонятной причине, до самого суда меня держали в изоляции. До того, как меня выволокли из камеры, удалось лишь раз встретиться с Артуром. В тот самый момент, когда адвокат зашёл ко мне, по его лицу я понял — всё очень плохо.

Он поговорил с Леной и Кристиной. Девушки были подавлены, но яро верили, что всё произошедшее — банальная ошибка. Хотя, надо признать — у сестры и без этого было много головной боли. Помимо того, что приходилось заниматься делами семьи (теми, что ещё остались), её постоянно караулили блоггеры и репортёры. Давление явно не играло на пользу хрупкой девушки. Да ещё и в тот момент, когда её жених разорвал помолвку.

Я предполагал, что это произошло по настоянию родителей Амира, которым просто не хотелось иметь ничего общего с семьёй закоренелых преступников, коими нас выставляли все новостные порталы гигаполиса. Дело, к несчастью, в мгновение ока приобрело широкий резонанс, и москвич бросил Лену, вернувшись в столицу.

Меня угнетало то, что я не могу даже поддержать сестру в такой трудный момент. Да и признаюсь — находясь в камере, в первую очередь я думал о ней, а не о себе. Ведь если нас с отцом посадят… О том, что в этом случае произойдёт с Леной, я старался даже не представлять. Лишь надеялся, что друзья её не бросят.

Кстати о них. Кристина рвала и метала, пытаясь повлиять на отца, работающего на «Нео-протезис». К сожалению, тот был слишком мелкой сошкой, чтобы притормозить дело и инициировать повторную проверку на складах корпорации.

А встреча адвоката с Петей вообще ничего не дала. По словам Артура, тот пообещал отыскать девушку-хакера, с которой я познакомился в трущобах, но до суда сделать этого не успел. А значит — я потерял последнюю возможность на независимую экспертизу выдернутых из моего нейрочипа воспоминаний.

Мы с отцом явно кому-то очень сильно помешали. Кому — я даже не догадывался, но в том, что этот человек (или люди) обладают богатыми связями, сомневаться не приходилось. Извлечённые из нейрочипа воспоминания лишь подтвердили улики и обвинения следствия. Непонятно, откуда в биологическом процессоре обнаружилось то, чего там не должно было быть? А именно — детальное воспоминание о нападении на конвой с контейнерами «Нео-протезиса». Как раз в то время, когда меня якобы не было в госпитале «Оборонэкса».

Разумеется, я знал, что не совершал преступления. Но теперь моё слово вообще ничего не значило. Да, и кстати — на нейрочипе отца также обнаружил поддельные записи о нашем с ним несуществующем разговоре. Как мы обсуждали возможность продажи краденных имплантов в Европе и как договаривались об их хранении на одном из наших складов.

Поддельными эти воспоминания, конечно же, были только для нас.

Быстрота, с которой произвели анализ нейрочипов и утвердили обвинительное заключение не вызывала сомнения — дело хотят поскорее закрыть, сделав нас козлами отпущения. А наличие ложных воспоминаний и вовсе являлось мощнейшим доказательством того, что всё происходящее — мастерски подстроенная фальсификация.

Кажется, никого в министерстве не смутила «тупизна» этого плана — тайно вывезти контейнеры со склада «Нео-протезиса» и отправить их в Афины, а оттуда снова вернуть на черноморское побережье. Чуть позже, на суде, на этот вопрос адвоката прокурор ответил нечто вроде: «Для отвода глаз, чтобы никто не подумал на обвиняемого». Признаюсь — не особо запомнил точную формулировку. Потому что встретить настолько откровенное равнодушие никак не ожидал, и совершенно потерялся под валом сфальсифицированных улик и обстоятельств.

Но, кажется, я забегаю вперёд.