— Я знаю, что делать. — Эм подала мне чашку чаю и бутылку «Джек Дэниелс». Секунду я держала все это в руках. Меньше всего мне сейчас хотелось виски, но я же смотрела «Безумцев» (хоть и не до конца, у меня, видите ли, диски украли). Рыжие не пьют чай, когда в ярости, они глушат виски. — Дай мне свой ноутбук.

Я достала древний макбук, который Пол сбросил мне с барского плеча после двух апгрейдов, подала Эм и начала прихлебывать чай, чередуя с глотками бурбона. Хм, интересно. Коктейль «Ченнеси». Нет, пожалуй, название не приживется.

— Мэтью очистил дом от скарба этого урода, а мы сейчас займемся экзорцизмом.

— То есть сожжем его шмотки? — с надеждой спросила я.

— Нет, пироманками нам становиться рановато. — Эм открыла «Фейсбук». — Мы его сотрем.

— С лица Земли?

— Не совсем, — отозвалась Эм. — Ты сотрешь его из своей виртуальной жизни. Оно тебе надо — входить и каждые две секунды видеть его физиономию? Упс… Э-э…

— Что случилось?

«Тетли» и «Джек Дэниелс» подействовали сильнее, чем я ожидала.

— Он меня опередил. — Эм повернула ко мне ноутбук.

Саймон Митчелл уже не значился как живущий с постоянной подругой.

Саймон Митчелл отныне значился как свободный мужчина.

Я не могла отвести глаз от экрана.

— Он поменял свой статус на «Фейсбуке»? — спросила я. — Что за детский сад?

— У тебя много сообщений. — Мэтью указал на маленькую красную иконку вверху экрана. — Пожалуй, надо заняться черным пиаром.

— Нет. — Я сделала новый глоток. — Не стану до этого опускаться. Пусть проваливает.

— Сделано. — Эм быстро печатала.

Одно дело — со мной расстаться, и совсем другое — объявить об этом на весь Интернет. Неужели нельзя было дать мне возможность сделать это самой, когда я сочту нужным? А теперь без моего ведома четыреста семнадцать человек узнали, что меня бросили. Я даже маме пока не говорила. Чертов «Фейсбук»! А я еще хвалила фильм «Социальная сеть»! А Марк Цукерберг — дьявол. Почему до сих пор ничего не придумали на такой случай? В одной серии «Секса в большом городе» доступно рассказали, как быть со стиркой, если бойфренд плохо подтирает задницу и на трусах остаются коричневые следы. Так неужели трудно вставить пару эпизодов о «Фейсбуке»? Продолжение сериала — мура, но уж десять минут можно было посвятить разъяснению, что делать, когда бойфренд оповещает весь мир о том, что между вами все кончено. Кэрри Брэдшоу — эгоистка!

— Чем мы можем помочь? — негромко спросил Мэтью.

Только через секунду я поняла, что странный скрипучий звук, который я слышала уже некоторое время, — не что иное, как мое хриплое дыхание.

— Вряд ли здесь много сделаешь. — Я закусила губу. — Придется как-то жить дальше. — Я сделала еще глоток. — И как следует напиться.

Сорок восемь часов назад я была блондинкой, имевшей бойфренда, а сейчас превратилась в одинокую рыжую алкоголичку. К субботе такими темпами я рискую стать наголо бритой героиновой наркоманкой.

Замечательно.

Когда я немного успокоилась, Эмили стерла все следы Саймона из моего компьютера, Мэтью блокировал его номер в моем мобильнике, а я напилась. Эм ведь сама говорила — надо вырабатывать устойчивость к алкоголю.

— Я пошла спать, — объявила я в середине третьего выпуска «Едим не дома». — Мне утром на работу.

— Мне тоже. — Эм потерла лоб. Вид у нее был довольно помятый. Она пошла на рекорд и приняла участие в нашей с «Джеком Дэниелсом» оргии. — У меня встреча. С кем-то и где-то. По поводу контейнеров для школьных завтраков с «Китти-Китти». Надо съездить домой переодеться.

Мэтью сосредоточенно читал полученные сообщения на айфоне. Лучше было не спрашивать, от кого и о чем. Мне редко становилось легче от красочных подробностей, которыми он всегда рад был поделиться.

Мне как-то не пришло в голову, что ни подруга, ни Мэтью не отходили от меня с самого субботнего утра. Если бы мне не было так паршиво, я бы чувствовала себя настоящей счастливицей.

— Насчет меня не беспокойся, занимайся своими делами. — И я упала на нее, раскрыв дружеские объятия. — Я справлюсь.

— Мне на работу не надо, но если Эм уйдет, я останусь. — Мэтью посмотрел на меня, на свой телефон и снова на меня. — Сегодня ты побудешь со мной.

— Я тебя люблю. — Я перелезла через Эм на Мэтью и крепко обняла и его. — Вы у меня оба такие классные!

— Что так, то так, — согласился друг, взъерошив мне волосы. — Но тебе и в самом деле пора баиньки, рыжая.

— Я рыжая, — подтвердила я, изящно скатываясь с его колен на пол. — И мне идет.

— Завтра у тебя будет похмелье. — Мэтью поднял меня и понес в спальню. Ах, если бы он был моим бойфрендом, а не законченным гомосексуалистом! Горький всхлип. — Тебе когда вставать?

— Дэн заедет в десять, — икнула я. — Так что все нормально.

— Я подниму тебя в девять. — Он уложил меня на кровать и поцеловал в лоб. — Все, до утра.

— Спокойной ночи, — прошептала я в пустой комнате. Все, чего мне хотелось, — спать. Спать, и чтобы комната перестала кружиться. Я перекатилась на живот и зарылась лицом в подушку. Нашла мягкий край забытой Саймоном футболки и уютно свернулась, крепко в нее вцепившись. Первую ночь я спала одна. Ну, в смысле, до пятницы Саймон несколько недель не был в моей постели, но оставался в пределах досягаемости и я не чувствовала себя одинокой. Еще никогда кровать не казалась такой большой, холодной и пустой. К этому тоже предстояло привыкать. Ложиться спать одной, подниматься одной, покупать туалетную бумагу, потому что больше некому. Мои одинокие подруги постоянно на это жаловались, но я как-то не задумывалась о таких вещах. Не будет больше полной тележки продуктов, закупаемых в супермаркете и только и ждущих, чтобы стать прекрасным ужином на двоих; их заменят неловкие «Бен и Джерри» и «Лин куизин», влезающие в одну корзинку, полную стыда. Никто не отвезет к врачу. Придется пропустить массу фильмов, потому что не с кем идти в кино. Хотя у Саймона новообретенное одиночество не отбило охоту к походам в кинотеатры.

Смирившись с тем, что сон придет не скоро, я включила ночник и сняла с двери спальни сумку. С этой сумкой мама ходила в восьмидесятые. Ярко-синяя, мягкой кожи, с бесчисленными карманами и нелепо длинным ремнем — видимо, сумке полагалось болтаться на уровне колен. Эмили ее презирала, Мэтью однажды назвал торбой жеребца-транссексуала, а я ее любила. Я помню сумку с того дня, когда отец подарил ее маме на Рождество, — мне тогда было четыре года. После развода сумка отправилась на чердак вместе с другими грустными воспоминаниями, но два года назад мама откопала ее во время генеральной уборки и с тех пор я ею не налюбуюсь… Кстати, не помешало бы сейчас четче видеть… Не рассчитав, я сдернула сумку с крючка резче, чем следовало, неслабо задев себя по лицу и по спине — в качестве бонуса. Пожалуй, пора вынуть из нее три книжки, все равно я их не читаю.