Выйдя из клиники, Джек увидел, что Мэгги с отцом стоят возле машины Чарли. Чарли раскраснелся, ясное дело, от злости и пытался отогнать дочь от машины.

– Я сам в состоянии доехать домой.

– Папа, пожалуйста. В этом нет ничего такого. Ты должен позволить нам помочь.

Чарли затряс головой:

– Мне нянька не нужна! Я поеду домой и налью себе двойной скотч.

После этого он, кряхтя, забрался в машину и захлопнул дверь.

– Папа! – Мэгги постучала костяшками пальцев по стеклу, но Чарли уже выезжал с парковочного места. – Папа!

– Пусть едет. – Джек взял ее за руку.

– Он не может вот так просто взять и уехать. Ему надо…

– В данный момент ему важно сохранить достоинство. Давай позволим ему хоть эту малость.

Мэгги прикрыла рот ладонью и зажмурилась, чтобы не расплакаться. Джек обнял ее за плечи, и так они, обнявшись, простояли, пока машина Чарли не скрылась из виду.

К Музею изящных искусств Джек подъехал без пяти десять. Над главным входом висел баннер: «Любовники на все времена: Абеляр и Элоиза» с изображением обнимающейся пары легендарных влюбленных.

Студенты из группы «Несчастные влюбленные» ждали своего профессора на ступеньках. Джессика и Кейтлин посмотрели на Джека с недовольным видом. Тэрин стояла чуть в стороне. Джеку хотелось поблагодарить ее за то, что она выступила в его защиту, но он понимал, что сделать это лучше позже и с глазу на глаз. Во всяком случае, точно не при Коди Этвуде, который, как всегда, топтался рядом с Тэрин. Поэтому Джек просто кивнул ей и улыбнулся. Этого оказалось достаточно, чтобы ее лицо засветилось от радости.

– Профессор Дориан? – спросила молодая женщина, которая стояла у входа в музей.

– Да, а вы, должно быть, Дженни Иверсон.

Женщина кивнула:

– Ассистент куратора. Я проведу экскурсию для вашей группы. Итак, всем добро пожаловать!

Поднимаясь по мраморной лестнице на второй этаж за своей группой, Джек мысленно твердил себе, что не следует выдавать свою неприязнь к Джессике, пусть даже он не сомневается в том, что это она подала на него жалобу в Управление по вопросам равенства и соответствия требованиям университетов.

«Расслабься, Джек, просто расслабься и улыбайся этим соплякам».

Они прошли через галерею Сидни и Эстер Рабб, где была выставлена любимая картина Мэгги «Танец в Бужевале» Ренуара. Джек приостановился, чтобы полюбоваться танцующей парой – женщина в красном капоре и мужчина в соломенной шляпе. Оба влюблены и счастливы. Именно перед этой картиной Джек двенадцать лет назад сделал предложение Мэгги.

«Давай это будем мы» – так он тогда ей сказал.

Как же с тех пор изменилась их жизнь.

Они зашли в галерею Геза Фараго, где все стены были увешаны написанными маслом картинами, триптихами и гравюрами с изображением Элоизы и Абеляра. В центре зала был установлен подсвеченный выставочный стенд с перепиской влюбленных двенадцатого века, а в конце зала были развешены киноафиши и переводы последних лет – свидетельства того, что трагическая история влюбленных неподвластна времени.

– Открытие этой выставки по очевидным причинам запланировано на День святого Валентина, – сказала мисс Иверсон. – Возможно, вместо ужина в ресторане или похода в кино лучшим свиданием будет посещение нашей выставки!

– Скучнее свидания не придумаешь, – пробормотала Джессика, стоя за спиной Джека, но он решил не обращать на нее внимания.

– Как я понимаю, вы уже читали переписку Абеляра и Элоизы, так что история их любви вам знакома. Любовная связь учителя и его талантливой и прекрасной ученицы как противостояние набожности и полового влечения.

На этой фразе Джек боковым зрением заметил, что на него поглядывает Коди.

– Как бы нам ни хотелось поверить в эту историю, подлинность этих писем не доказана, и некоторые ученые утверждают, что все они всего лишь подлог.

– А вы что думаете? – спросила мисс Иверсон у Тэрин.

– В этих письмах столько страсти, мне бы хотелось верить, что они подлинные.

– Или их написал какой-нибудь сексуально озабоченный монах, – вставила Джессика.

– Возможно, – с натянутой улыбкой ответила мисс Иверсон.

– Неужели так важно, кто их написал? – удивилась Тэрин. – Это же прекрасная и неподвластная времени история любви. Уверена, эти письма вдохновили на написание других историй о несчастных влюбленных. Может, даже на историю о Ромео и Джульетте.

– Превосходное наблюдение, – заметила мисс Иверсон.

И Джек краем уха услышал, как Джессика шепнула Кейтлин: «Подхалимка дешевая».

Дальше они шли мимо картины прерафаэлитов: Элоиза с золотыми волосами в блестящих шелках и Абеляр – красавец с черными кудрями. А рядом совершенно другая версия, где Абеляр – средневековый ученый в капюшоне. На этой картине он скорее похож не на учителя, а на какого-то мага, который целует невинную Элоизу.

– Прям Волдеморт, соблазняющий Гермиону, – сказал Джейсон и заслужил несколько одобрительных смешков.

– Может, она пошла на это ради балла «А+», – вставила Джессика.

Джек заметил, что в этот момент Коди нахмурился и глянул на Тэрин.

Что за сплетни распространяются в этой группе? Они действительно думают, что между ним и Тэрин что-то есть?

Джек был бы рад, если бы экскурсия на этом и закончилась, но, увы, именно в этот момент они подошли к самому эротичному изображению влюбленной пары. Абеляр прижимает руки Элоизы к ее оголенной груди, а на заднем плане за ними из приоткрытой двери подглядывает ее дядя Фульбер. Джеку было плевать на сюжет картины, он смотрел на словно бы светящуюся розовую грудь Элоизы, которая была не подвластна ни времени, ни силе земного притяжения, и остро ощущал присутствие Тэрин, которая стояла рядом и тоже смотрела на эту картину. Она стояла настолько близко, что Джек мог уловить запах ее волос, почувствовать, как рукав ее свитера случайно касается его руки.

Джек резко повернулся и прошел дальше.

Заключительная коллекция иллюстраций была посвящена наказанию Абеляра.

– Раз уж вы читали их переписку, вам должно быть известно, что Фульбер, дядя Элоизы, кастрировал Абеляра в наказание за связь со своей племянницей, – сказала мисс Иверсон. – Поэтому я предупреждаю: некоторые из этих изображений могут шокировать и вызвать отвращение.

И мисс Иверсон оказалась права.

На одной гравюре восемнадцатого века Абеляр лежал распластанный на кровати с балдахином, двое мужчин держали его за ноги, а Фульбер кастрировал, связанная Элоиза наблюдала за происходящим и вопила от ужаса. На другой гравюре голову Абеляра, который был в капюшоне, нагибали вниз, и священник в черной мантии орудовал ножом у него между ног.