Барахтаясь, я начал двигаться к берегу. Он оказался довольно крутым и скользким, но я хватался за траву и какие-то мелкие цветы вроде ромашек, росшие пучками. Часть ромашек я с корнем вырвал, но там осталось еще много, так что я не переживал.

Кашляя и отплевываясь, я без сил распластался на земле. Пока я лежал и размышлял, чем этот «райский» мир отличается от обыкновенного и где все мои новые друзья, с пучком ромашек, зажатым у меня в кулаке, что-то произошло. Когда я разжал ладонь, то обнаружил в ней не мокрые цветы, а блестящие желтенькие монеты чеканки королевского двора! Что за чудеса?

Я повертел монеты так и эдак, попробовал на зуб, взвесил на ладони. Вспотев от страха, сорвал ромашку. Цветок превратился в золото. Монета лежала в моей мокрой ладони и тяжело поблескивала.

На некоторое время я лишился рассудка. Я вопил и прыгал, обрывая ромашку за ромашкой, глядел на таинственное превращение, набивал золотом карман и прислушивался, как оно позвякивает. Я рвал цветы целыми пригоршнями, скакал по берегу, как безумный, осыпая себя золотым дождем.

«Я король! — орал я. — Король и великий маг! Я наполню золотом ванну и буду мыть в нем свою прекрасную бороду! Я буду обедать золотом и запивать его золотым вином!»

Чуть позже я немного остыл и принялся набивать монетами карманы и пояс. Наконец пришлось остановиться — карманы едва не лопались, а тяжелый пояс пришлось застегнуть на пряжку и повесить через плечо. Меня распирало от радости: этих денег с лихвой хватит, чтобы выбраться из передряги с Ашбертом, не говоря уж о том, чтобы вернуться в Миддл-Миллет или даже в Рокерли, раздать долги и восстановить мое доброе имя. А потом я куплю себе дом, конный экипаж, приличную одежду и кучу всего остального! О таком богатстве я не смел и мечтать; всю жизнь мне доставались сущие гроши, я жадно хватал медяки, словно выбирал из грязи рассыпанные зерна. Теперь же я веселился, пел и плясал, тем более что вокруг никого не было — ни карликов, ни верзил.

С набитыми карманами и поясом я отправился вверх по тропинке, предвкушая встречу с людьми моего роста, которых видел еще тогда, в стоге сена. Мне также не терпелось узнать, что представляют собой местные лавки и трактиры, где можно будет истратить пару-другую новеньких монет и поразить всех своим богатством.

Бранза держала в вытянутой руке капустный лист. Наконец, заяц опасливо, боком приблизился к девочке, подпрыгивая, точно хромоножка, и замер. Его желтые глаза, казалось, смотрели сразу во всех направлениях, бархатистый нос мелко подрагивал. Бранза ожидала, что животное резко выдернет угощение из ее руки, однако заяц потянул за кончик листа мягко и робко, совсем не так, как обычно делают его сородичи. Он принялся деликатно жевать, и в тишине слышался только хруст перемалываемой пиши, похожий на старческую одышку.

Сердце Бранзы гулко ухало. Ее рука слегка дрожала, дыхание участилось от восторга, однако она старалась не шевелиться и лишь время от времени взмахивала ресницами. Девочка возвышалась над зайчонком с высоты пяти человеческих лет, будто тяжелая туча, выпустившая тонкий безмолвный луч молнии. Она сидела на корточках — огромная, страшная, грозящая стать еще больше, но зверек словно бы не видел в ней никакой опасности и доверчиво отдавал все, что составляло его заячью сущность — пушистый мех, прозрачные ушки с розовыми прожилками сосудов, хрупкие косточки — в полное распоряжение Бранзы.

У Эдды такие вещи получались хуже; она была слишком нетерпелива. Бранза же легко могла часами сохранять неподвижность, застывая, будто скала, и пугливые животные спокойно подходили к ней. Для нее было отрадой приручать робких и слабых существ, еще меньше и безобидней, чем она, самая безобидная и кроткая в своей семье. С раннего детства Бранза пыталась понять их язык, научиться слышать то, что слышат они. Вот и сейчас она слушала лес ушами зайчонка, чутко воспринимая все опасности, которые подстерегают маленького зверька.

Заяц тревожно вытянул шею и одним прыжком метнулся в кусты. Ну конечно, его вспугнули шаги: легкий топоток Эдды за спиной у Бранзы и чья-то более тяжелая поступь по тропинке, окаймляющей лесную опушку. Бранза вздрогнула, маленькое сердце испуганно затрепыхалось.

Ей хватило одного короткого взгляда на чужака — едва ли выше ее, однако старый и морщинистый, с длинными-предлинными серебристо-белыми волосами и такой же длиннющей бородой, — и она бесшумно скользнула в заросли остролиста, к Эдде. Бранза сгорбила спину и прижала к губам сестры палец.

Эдда решила, что это новая игра, ее глаза радостно заблестели.

— Что, что такое? — шепотом спросила она, невзирая на запрет старшей сестры.

Однако Бранза лишь предостерегающе коснулась пальцем собственных губ. Объятая непонятным ужасом, она глядела через плечо ничего не подозревающей Эдды на странного карлика.

Вскоре я вышел на дорогу, вдоль которой тек ручей, а у обочины располагался небольшой фонтан, вроде того, что я видел в окрестностях Сент-Олафредс. Напившись воды, прохладной и вкусной, я зашагал дальше. Я рассчитывал попасть в город, где все будет соразмерно моему росту, и мне не придется выставлять себя на посмешище: неуклюже забираться на высокие стулья; подобно трехлетнему ребенку, задирать голову перед рыночными прилавками и подзывать прислугу в трактире.

Дорога повторяла все повороты и колдобины, запомнившиеся мне еще несколько дней назад, когда я угрюмо топал в Сент-Олафредс. Если бы не тяжесть золотых монет, оттягивавших мне карманы и пояс, я бы счел, что нахожусь в обычном мире. За последним поворотом показалась все та же свиноферма, те же гигантские хижины, скученные возле высокой городской стены. Подойдя ближе, я разглядел хозяина свинарни, здоровенного увальня, хоть и не с такой кислой физиономией, как у его предшественника.

Городские стражники были все такими же орясинами. Они оглядели мою фигуру пристальнее обычного и преградили мне путь — наверное, учуяли запах денег.

— Чем могу быть полезен, ребята? — спросил я, слегка раздраженный, что все еще приходится смотреть на них снизу вверх, и немного растерянный оттого, что среди людей за их спинами я не заметил ни одного карлика.

— Мистер Коллаби Дот, вы не здешний житель, — обратился ко мне один из стражников.

— Может, и так, — огрызнулся я. Где же все малорослики, обещанные ведьмой?

— Вам следует вернуться туда, откуда вы пришли, — ответствовал второй стражник, голосом и манерой как две капли воды похожий на своего напарника. Должно быть, эти двое — близнецы, подумал я.

Я присмотрелся повнимательней: во внешности обоих было что-то не так, их одинаковость настораживала. Они, однако, глядели на меня без враждебности и вообще без всякого выражения.

— С вашего позволения, я немного осмотрюсь в городе, — буркнул я.

— Вам не следует здесь задерживаться, — промолвил первый стражник.

Тем не менее ни один ни другой не помешали мне пройти через ворота и не пошли следом, когда я вразвалочку двинулся по улице.