Волк выпрыгнул из-за кустов. Каждое его движение было до боли знакомым, и Бранза безошибочно видела, что лесного зверя переполняет радость. Дымчато-белая шерсть лежала гладкими волнами, волк широко раскрыл пасть, восторженно вывалил алый язык, булавочные головки зрачков чернели в обрамлении небесно-голубой радужки.

Подскочив к Бранзе, волк уперся передними лапами ей в грудь. Молодая женщина сквозь одежду почувствовала тяжесть животного, кожистые подушечки лап и кончики спрятанных когтей. Зверь улыбнулся Бранзе, дохнул теплом и лизнул в нос.

Она обняла животное так, как обнимала во сне. Босые ступни Бранзы ощущали мокрую траву и острые камни, под ее руками жило тепло волчьего тела, стук его сердца, выступы ребер и позвоночника, в ее ушах стоял его голос, влажное дыхание.

«Мой славный друг, — воскликнула она. — Сколько долгих лет ты скрашивал мои дни!» Бранза крепко прижимала волка к себе, погружая пальцы в густую шерсть на загривке, слушая его тихое поскуливание. Простая бесхитростная красота зверя, его преданность и постоянное присутствие рядом — стоило протянуть руку и дотронуться! — служили Бранзе единственным утешением. Как тосковала она по нему первые месяцы в реальном мире! Уже одно воспоминание о тех невыносимых днях заставило ее расплакаться в прекрасный мех на шее волка. Бранза плакала в своем видении, и хотя ее чистые слезы ручьем лились на волчью шкуру, они все же были призрачными, ненастоящими — не могли успокоить боль или промочить шерсть.

Потом слезы иссякли. Волк выскользнул из объятий Бранзы, приплясывая, покружил вокруг нее, освещенный лучами закатного солнца, потом отбежал к деревьям, вернулся, лизнул ее руку и снова убежал — резво потрусил по тропинке, которую оба знали до последнего камушка, до последней кочки. Тропинка эта вела в лес, к воде, холмам и лугам, в любое место, какое бы ни выбрала для прогулки Бранза.

Остроконечные уши волка мелькнули в последний раз, и иллюзия начала рассеиваться. На глазах Бранзы лес волшебным и самым естественным образом превращался в ножку кресла, каминную полку, подоконник, половицы, обувь, оборки юбок, трость госпожи Энни, которой старуха энергично стучала по ковру, вне себя от восторга.

— Деточка моя дорогая! — Знахарка вскочила с кресла и бросилась к Эдде с распростертыми объятиями. — Какие чудеса! Какие… — Волнение и гордость за молодую чародейку помешали ей договорить, и она уткнулась мокрым от слез лицом в плечо Эдды.

Поддерживая сухонькую старушку, Эдда с улыбкой глядела на Бранзу, желая уловить все оттенки ее реакции.

— Когда бы ты ни открыла медальон, видение всегда будет с тобой, — сказала она сестре. — В любой день и час ты можешь ненадолго встретиться со своим другом и обнять его.

— О, Эдда…

Бранза опустила голову. Внутренняя поверхность медальона была отделана черным бархатом, на котором были закреплены несколько жестких светлых волосков из шерсти волка, связанные тонкой шелковой ниткой. Бранза представила, как Эдда трудится над медальоном, укладывает шерстинки, заключает в серебряную оболочку призрачное видение, чтобы сделать подарок сестре, и ее сердце преисполнилось благодарности. Кончиком дрожащего пальца она погладила белые волоски, совсем обычные, не волшебные.

Давит коснулся руки Бранзы — спокойно, ободряюще (в этом она нуждалась всегда, что бы ни было у нее на душе). Да, подумала Бранза, приходя в себя, Волка больше нет с нею. Время, когда он был рядом, закончилось, как заканчивается детство. Однако после детства приходят юность и зрелость, разве нет? Уже завтра ее ждет замужество, а кого-то — ведьмовство, вдовство и многое другое, о чем она не знает.

Бранза медленно закрыла медальон. Смотреть на волчью голову — неподвижную, вырезанную из перламутра — было почти невыносимо, ведь она только что видела его вживую, чувствовала его дыхание, ровный стук сердца. Волк из волшебной грезы казался таким настоящим, Бранза всей душой поверила в его реальность! Она не знала, откроет ли медальон снова. Несмотря на искреннюю любовь к Волку, встреча с ним далась Бранзе очень тяжело. Ей было больно вспоминать о тех временах, когда Эдда покинула сердечный рай их матери, когда Лига и Бранза остались наедине с иллюзорным миром, и Волк был единственным, кто согревал душу Бранзы. Ни Давита, ни малышей, только этот странный полупустой приторный город! Теперь она с трудом представляла себе, как могла жить в нем. Какой блеклой и пустой была тогда ее жизнь!

Бранза стиснула медальон. Эдда преподнесла ей слишком щедрый подарок: взяла кусочек души Бранзы и заключила его в оправу из самых сильных и нежных сестринских чувств. Не в силах говорить, Бранза взяла цепочку и надела медальон на шею. Больше не нужно горевать — воспоминания покоятся у нее на груди. Она засунула вещицу поглубже в вырез лифа: теперь никто не увидит медальона и не станет задавать вопросов.

— Говоришь, это было учебное задание? — обратилась она к сестре осевшим от волнения голосом и взяла Эдду за руки. — У меня едва не лопнуло сердце! А чего же от тебя ожидать, когда ты начнешь использовать всю свою колдовскую силу?

— Будь уверена, я не наделаю такого беспорядка, какой в свое время навела наша вредная Энни!

Знахарка отстранилась от Эдды и хрипло захихикала сквозь слезы.

— И правда, я бы ни за что не сотворила такого прекрасного зверя! А уж как тебе удалось трансфермирровать комнату! Матерь божья, я до сих пор вся в мурашках!

— Тебе нравится? — спросила Эдда у Бранзы.

— Очень. Я буду беречь его как зеницу ока. — Она приложила руку к корсету, под которым находился медальон. — Какое невероятное волшебство, какое чудо!

— Лига, ты вырастила двух замечательных женщин, — произнес Давит.

— Верно, верно, — подхватила Энни. — Твоя заслуга!

Все посмотрели на Лигу, сидевшую у окна, лицом к свету, к теплому летнему ветерку, который едва заметно шевелил нежные завитки волос на ее висках. Она обернулась, обвела взором родных ей людей, слегка улыбнулась и изящно кивнула, с достоинством принимая заслуженные комплименты знахарки и будущего зятя, тихо радуясь гордости, которую читала в глазах дочерей.