в глаза. И вот тогда, когда она только распахнула веки, увидела его тревожный взгляд, сердце дрогнуло, забилась часто-часто, подскочило к самому горлу и начало уже трепыхаться там.

Скорее всего, это не только нервы и похмелье, но еще и возраст. После сорока лет много что случается в организме, и начинает болеть то, о существовании чего ты и не знала. Остеохондрозы, артриты, артрозы, сердечно-сосудистые заболевания и проблемы с памятью – и это еще не полный перечень «прелестей». Там еще климакс не за горами, но об этом даже не хотелось думать.

Потом взгляд Геннадия поменялся, на лице появилась наглая ухмылочка, он помог Аделине встать, проводил в ванную, дал чистые полотенца и сказал, что он тут недалеко, и если она еще захочет полежать, то кроватка и его компания – это самое лучшее место.

Галич, как смогла, привела себя в порядок, хотя смотреть на свое отражение было страшно. И что толку, что она сходила в СПА? Толку никакого, не считая оргазмов. Но алкоголь женщине не друг, а первый враг.

А почему она напилась? Да, правильно, это все Орехов. Это он во всем виноват, он корень зла и проблем. Так Аделина себя успокаивала, надо было найти крайнего, и она благополучно с этим справилась.

– Выпей, с одной стопки ничего не будет, только здоровье поправишь.

Геннадий налил Аделине в высокую рюмку бордовой жидкости из бутылки без этикетки. На вид и по форме бокала можно было решить, что это ликер, но это же не мишленовский ресторан в Париже, это Ко-со-го-ры, здесь наливают что угодно и во что угодно.

– Да ты пей, пей, дочка, у Семена хороший алкоголь, я сама, бывает, пригублю рюмашку, – Зоя Ильинична хитро улыбнулась, поднимая свою рюмку, приглашая по старой русской традиции чокнуться.

Галич и так чувствовала себя чокнутой. Багаж украли, за проститутку приняли, за решетку посадили, а потом напоили и увезли черт знает куда. А еще обморок и секс.

Вот секс был классным. Лучшим в ее жизни, вот за это она выпьет, а потом заставит Геннадия во всем покаяться и утром увезти ее в город писать заявление о краже. Женщина чокнулась, пригубила алкоголь, вкус вишни ударил по рецепторам, выпила залпом, повторяя за Геной и старушкой. Вкус вишни стал ярче, тепло разлилось по горлу, до груди и дальше, в низ живота.

Было вкусно.

– Так что там Ада ваша деревенская? Зоя Ильинична, вы не рассказали.

Орехов, аккуратно наблюдая за Канарейкой, ерзал на стуле, мучаясь стояком. Надо было давно проводить старушку домой, закрыть ворота на засовы и калитку, утащить Аделину в баню и там уже трахать до обморока. Мужчина закусил соленым огурчиком – их и много чего еще он нашел в холодильнике Терехова, но вот не нашел средств контрацепции. Но Семену они сейчас вообще ни к чему, они с Серафимой ждут наследника, да и Орехову хочется попробовать эту сахарную и сочную девочку без посторонних предметов.

– Ада? Хорошая была девушка, только больно строптивая, все женихов выбирала. То один невысокий, то другой лопоухий, то третий неказистый. Принца искала, а наши девки смеялись, мол, какой тебе принц, ему жизнь с тобой адом покажется.

Аделина прыснула, отправила в рот соленый огурчик.

– И что, что с ней стало? Нашла принца? – это уже Гена влез с просьбой о продолжении увлекательной истории.

– Вышла замуж, вышла, уехала в соседнюю Михайловку, да там и спилась.

Галич кашлянула, чуть не подавилась огурцом, Гена заржал как конь, толкая женщину в плечо.

– Ничего, не кисни, Канарейкина, тебе до этого далеко, да и не отпустим мы тебя ни в какую Михайловку, нам такая принцесса самим нужна.

А дальше под изумленным взглядом Зои Ильиничны Орехов, ухватив свою даму за шею, поцеловал. Ада ойкнула, пискнула, с каждой секундой поцелуя пьянея еще больше. Во рту стоял вкус терпкой вишни, а перед глазами искрили камушки калейдоскопа.

Глава 19

Орехов всегда целовался лучше всех.

Нагло и уверенно. Он брал, что хотел, и поступал так, как ему вздумается. Еще тогда, много лет назад, когда им обоим было по пятнадцать, Генка так же нагло и уверенно первый раз поцеловал новенькую в классе и получил по лицу.

– Не смей больше никогда так делать!

– А то что?

– А то получишь не по лицу, а по яйцам!

Девушка тыльной стороной ладони вытерла губы, прикусила их до боли, строго смотря однокласснику в глаза. Но Орехову было все нипочем, ему нравилась эта неприступная гордая девчонка с забавной фамилией и странным именем Ада.

Он потом все-таки получил коленом по яйцам, и случалось это не раз, так же как и по лицу, практически два года добиваясь этой девушки.

В ход шли сорванные на соседских клумбах охапки цветов, бренчание на гитаре под окнами, за что уже Гена Орехов был освистан и закидан куриными яйцами, которые летели от соседей. Но от своего не отступил, Аделина нравилась ему своим умением поставить всех на место, собственным мнением, гордо поднятой головой и неприступностью.

Но больше – красивыми карими глазами, россыпью веснушек на носу и длинными ногами. Может быть, поэтому она его и зацепила, тогда еще пацана, который совершал безбашенные поступки, сводил местных девчонок с ума, но сам в пятнадцать лет сошел с ума от одной.

– Мне хочется ударить тебя по лицу.

– Давай лучше сразу по яйцам, не будем отступать от традиций.

– Ты еще помнишь?

– Ну как же такое забыть? Такое забыть невозможно, мои бубенчики помнят все.

Галич была пьяна.

Снова.

Это становится плохой тенденцией. Очень плохой.

И всего от двух рюмочек вишневой наливки. Или от губ Орехова, его наглого языка, который несколько минут изучал рот Аделины, и горячих ладоней на обнаженных бедрах?

Но от всего этого было так безумно хорошо. Головная боль отступила, вместо нее появилось легкое головокружение, а во рту привкус вишни. Геннадий все продолжал нацеловывать, а она, закатив глаза, запустив пальчики ему в волосы, лишь тихо постанывала, позволяя делать с собой что угодно.

Нет, такого никогда, ни с одним мужиком у Галич не было.

Чтобы она вот так теряла голову и, летая в облаках, не могла дать отпор. Такое могло быть только с Геной Ореховым.

Первый муж, Дмитрий Галич, был старше на целую жизнь. Аделина тогда еще, в свои двадцать три года, на момент их знакомства оставалась девственницей. Потому что у Аделины Канарейкиной, пусть даже ее засмеют все вокруг,