громадная жеода в которую он забрался состояла сплошь из металла. Он рассеяно водил лучом фонаря и невольно его волнение переросло в немой, отрешенный восторг. Такой красоты он даже в знаменитой пещере Найса не видел. Шаровидную полость, диаметром, наверное в восемь метров, покрывал сплошной ковер идеально ровной гребенки. Под светом все нутро переливалось, перетекало живым серебром. Мелкие, не больше кулака, кристаллы гребенки различались у входа, но на противоположной стороне сливались и, когда Вавилов перемещал взгляд, точно перемешивались. Более крупные образования вырастали из этого живого океана монументальными утесами. Их грани слегка отливали синевой и были так ровны, что он видел свое отражение до мельчайших деталей. Точно в центре, на самой верхушке нависал настоящий гигант. Именно его отблеск Вавилов и увидел из коридора. Эта глыба не отличалась безупречной симметрией, но в ее неправильности чувствовалась особая красота. Внизу, прямо под ним — еще одна глыба поменьше и потемней.

Затаив дыхание, Вавилов полез в рюкзак за спектрометром, достал и, не глядя, приложил к внутренней стенке пещеры. Аппарат пискнул, выдав результат.

— Девяносто девять и девять десятых содержания молибдена.

Сказанное аппаратом не сразу дошло до Вавилова, а когда дошло, то он оторвался-таки от красоты и внимательней снял замер.

— Девяносто девять и девять десятых содержания молибдена.

— Не может такого быть, — растерянно ответил он и приложил указатель устройства в третий раз, предварительно очистив тыльной стороной ладони одну из граней кристалла.

— Девяносто девять и девять десятых…

— Да не может такого быть! Это ж известняк! Тут совсем не должно быть его! Ни в кристаллах, ни без!..

Но в окошечке устройства равнодушно светились четыре девятки. Аппарат не мог ошибаться. Не для того он сделан. С третьей попытки попав им в карман рюкзака, Вавилов плюхнулся на задницу и закрутил головой по сторонам, фотографируя все на камеру шлема. Он с такой ожесточенностью щелкал себя по виску, что скоро голова закружилась.

— Не бывает, да. Не кристаллизуется, да. В известняке не встречается, да. А вот нате, выкусите, нате, нате, нате!..

И вдруг оцепенел. Его пристальны взгляд добрался до той маленькой темной глыбы, что размещалась аккурат под большой потолочной. Это был человек. Он сидел в позе лотоса, окутанный угловатой, блестящей хламидой. Сидел он на маленькой квадратной площадке, а напротив него лежало два полукруга, смотрящие хордами врозь.

Вавилов крепко зажмурился, но когда открыл глаза фигура человека никуда не делась. Тогда он поджал губы, вздохнул и вернулся ко входу за канатом.

Вблизи человек оказался каменным, с прожилками все того же блестящего молибдена. Накидка же была сшита не из ткани, а, что уже предсказуемо, из молибдена. Вавилов потрогал ее рукой. Твердая. Постучал костяшкой перчатки — накидка отозвалась как пустая бочка.

Откуда он тут взялся Вавилов не думал — Древние со своим сердцем тоже ведь откуда-то взялись. Но что делать с ним? С собой тащить? Тяжелый, не поднять. Да и зачем ему эта каменюка? Возможно это только… Статуя. Древняя, забытая всеми статуя.

Он присел на корточки и заглянул в лицо изваянию. Красивые, правильные черты, прямой нос, блаженная полуулыбка, прикрытые глаза… Пригнувшись ниже, удалось заглянуть глубже под капюшон, а там — копна соломенных волос. Самых обыкновенных. Нет, все же когда-то это был просто человек. Правда, выше среднего роста раза в полтора. А то и в два.

Не зная, что еще сделать, Вавилов обснимал хозяина молибденовой горы сверху донизу, а потом — гулять, так гулять, — включил видеозапись.

— Итак, мы находимся под горами Элсуэрт, на четырехсот восьмидесяти метровой глубине, в аномальной жеоде из чистого молибдена, — с этими словами он панорамно огляделся. — В центре, как видно, статуя человека, волосы которого… Настоящие.

Он невольно прикрыл глаза и покачал головой.

— Боже, чушь какая-то.

Вавилов чувствовал, что часть его сознания обособилась, замкнулась и в голос вопила о сюрреалистичности происходящего. Другая же, большая часть Вавилова, смотрела на ситуацию отстраненным наблюдателем. Был же пиритовый человек. В сердцевине Кайлаша, говорят, чего-то ждет Будда со Спасителем.

— Говорят, кур доят, — буркнул он поежился и засунул руки в карманы. Пальцы наткнулись на старые четки. Он достал их, и, недолго думая, сложил вдвое и повесил на оттопыренные пальцы статуи. Тут взгляд его упал на блестящие дольки.

— Обмен есть обмен, — произнес деловой Вавилов и разложил полумесяцы в разные карманы, чтобы не бряцали.

Выбравшись из жеоды и спустившись вниз, он еще какое-то время смотрел на черное пятно лаза, словно ожидая чего-то сверхестественного. Хотя, чего еще сверх могло случиться? Жеода из металла, не встречающегося в чистом виде на Земле, да еще и с блаженной статуей в придачу. А их размеры? Если статуя выпрямиться, то повыше древних будет.

— Хм, — Вавилов в задумчивости потянулся к виску, чтобы почесаться и нечаянно переключил камеру в ночной режим. Оказалось, что он вообще забыл ее выключить. Исправляя упущение, он мельком глянул на наручный дисплей и слегка удивился — записанный им файл весил чересчур уж много. Вместо ожидаемых пятнадцати-двадцати гигабайт все сто.

— Надо будет Ваську напрячь, — подумал он вслух. — Наверняка формат записи слетел.

У точки внедрения Вавилов проверил коробку с жуками. Как ни странно, но картографы успешно справились с заданием и даже успели все вернуться. Даже те, которых он в начале спуска недосчитался. И в жеоде их, кстати, тоже не было.

— Тем лучше.

Настроение Вавилова поднималось, по мере того, как он сам поднимался на поверхность. Завидев свет в конце тоннеля, он так и вовсе принялся насвистывать что-то неопределенное, предвкушая в какой фурор ввергнет своих коллег добытым материалом. Над головой что-то замельтешило. Он задрал голову, сощурился… Действительно, чья-то тень то склонялась в лаз, то снова отодвигалась от него.

Выбравшись вполне, Вавилов узнал Шаова. Тот, в полной спелеологической выкладке стоял, и, сердито насупившись, буравил начальника взглядом.

— Ты чего это?

— За тобой собрался.

— Зачем?

— Вань. Ты на часы когда в последний раз смотрел?

Вавилов посмотрел на нарукавник, щелкнул по нему и оторопел.

— Десять часов…

— Угу. Десять. Ты в это дыре десять часов сидел, — Заур вздохнул, плечи его расслабились. — Ты почему так долго?

— Я не знаю, — растерянно отозвался Вавилов. Он продолжал смотреть на часы, мысленно соизмеряя пройденные им расстояния и минуты редких задержек. По ощущениям на дорогу у него ушло не больше двух часов — час туда, час обратно. Минут двадцать он пробыл у статуи в жеоде. Все. Три часа, это потолок!

— А ну, пойдем в кабину.

Бардак в кабине несколько раздражил Вавилова. Он нахмурился и, переодеваясь, отвесил несколько