Но тогда им еще не было сыграно ни одной роли советского воина, и первая из них, которую он должен был бы сыграть, так и осталась несыгранной. Это произошло на съемках фильма «Тринадцать».

Действие картины развертывалось в песках Каракумов. Банда басмачей, надеясь найти воду в одной из древних полуразрушенных крепостей, нарывается на красноармейский отряд, который оказывает ей яростное сопротивление. В отряде всего тринадцать человек: командир с женой, десять красноармейцев и старый геолог.

На одну из ведущих ролей красноармейца Михаил Ромм пригласил Крючкова, на роль жены командира – Кузьмину и получил их согласие. Но сниматься у другого режиссера Кузьминой запретил ее муж – Барнет. До этого он запретил ей сниматься даже у ее учителей – у Козинцева и Трауберга в «Юности Максима», где специально для нее была написана роль.

Запрет на съемки у Ромма переполнил чашу терпения гордой и независимой по своему характеру Кузьминой, и после бурной сцены с мужем она, как говорят в таких случаях, «хлопнула дверью» и отправилась в Каракумы. А вслед за ней приехал и Барнет, чтобы уговорить ее возвратиться. О чем между ним и Роммом состоялся разговор, не известно, да это и не имеет для нас никакого значения – это их личное дело. Но, вероятно, Барнет уже среди членов съемочной группы высказал сомнение в целесообразности съемок в Каракумах, и Николай Афанасьевич, как всегда, поддержал своего любимого учителя и друга. Со свойственной ему прямолинейностью он сказал:

– Действительно, зачем нужно было ехать в Каракумы, если проще было привезти песок из Подмосковья на «Мосфильм» и там все снять.

Этой фразы было достаточно, чтобы обвинить Крючкова в дезорганизации производства. А в те далекие тридцатые годы это было равносильно обвинению во вредительстве. К счастью для Николая Афанасьевича, эта история закончилась для него без серьезных последствий, если не считать, что его отстранили от участия в съемках, а все сцены, связанные с его ролью, из сценария вымарали. Вряд ли Крючков был этим уж слишком огорчен. Главное, он сохранил верность своему учителю и дружбу с ним, которая осталась незапятнанной до конца дней Бориса Васильевича.

Ни с чем уехал Барнет – Кузьмина возвращаться наотрез отказалась и продолжала сниматься, как она говорила, «при температуре плавления мозгов». Была лишь тоска по дочери Наташеньке, которая осталась в Москве. Зная об этом, Ромм окружил актрису таким вниманием, такой заботой, что сердце Кузьминой дрогнуло, и через некоторое время они поженились. И прожили счастливо до самой кончины Михаила Ильича в 1971 году.

А песок, между прочим, на «Мосфильм» все-таки завезли и барханы доснимали уже в столице. Зрители, конечно же, этого не заметили: песок – он и в Москве песок. Как и не заметили «потери бойца»: вместо десяти их осталось девять. Зато название осталось прежним: «Тринадцать».

Но все хорошо, что хорошо кончается. А несостоявшийся красноармеец Крючков в тот год и так был загружен сверх меры: он снимался в трех фильмах одновременно, среди которых «Человек с ружьем», где он сыграл соль солдата, и «На границе» в роли начальника пограничного участка капитана Тарасова, за которую получил первую правительственную награду – орден Трудового Красного Знамени.

Этот день – 1 февраля 1939 года – стал для Николая Афанасьевича, по его словам, одним из самых памятных в его жизни.

– Когда я выехал из Кремля, – вспоминал он, – была пасмурная погода, а мне казалось, что светит солнце и все люди улыбаются, вместе со мной радуются счастью. Так вот, зажал коробочку с орденом в кулак и пошел на Малую Дмитровку, где был мой родной Театр имени Ленинского комсомола – бывший ТРАМ, к своим ребятам.

Конечно же, Николай Афанасьевич не мог не разделить эту радость с товарищами, с которыми начинал свой сценический путь.

Фильм «На границе» сейчас, пожалуй, не остался в памяти даже у зрителей старшего поколения. Такие картины в то время называли «боевыми», сейчас бы их причислили к приключенческому жанру с элементами детектива с его непременными атрибутами: перестрелкой, погонями, коварными врагами, ловкими и бесстрашными героями и счастливым концом. Авторы ставили перед собой простую и ясную задачу: убедить зрителя в том, что советская граница на замке и враг не пройдет. И убеждали, хотя очень скоро в этом пришлось горько разочароваться.

Но речь сейчас не об этом, а о том, какое значение имела для артиста Крючкова сама роль капитана Тарасова. Оказывается, самое определяющее. Вот что он сам напишет в своих воспоминаниях, где скажет о себе в третьем лице: «Вопрос, каким должен быть советский человек, наш современник, стал для артиста Крючкова самым главным во всей дальнейшей жизни на экране, стержнем многих кинематографических образов. Стал вопросом всей жизни».

Думается, эта мысль не столько подтверждает основополагающий принцип пресловутого «социалистического реализма», сколько характеризует самого Крючкова, который всегда стремился не только играть «хороших людей», но примером своих героев пробуждать в человеке «чувства добрые». Николай Афанасьевич никогда не отрекался от сыгранных им ролей и никогда не ставил их значимость в зависимость от быстро преходящей конъюнктуры. Он был артист, и высшей наградой ему служила неизменная любовь зрителей, которым он всегда отвечал взаимностью.

В том же 1939 году в Ленинграде шла работа над фильмом «Член правительства», в котором Крючков играл вместе с замечательной актрисой Верой Марецкой в роли Саши Соколовой. И Николай Афанасьевич наблюдал, с каким упоением Марецкая читала сценарий.

«За полдня два слова напишу – такая я грамотная». Ах, как хорошо она это говорит! – радовалась Марецкая. – А вот про телефон: «Да что ты все с этой веревкой разговариваешь?»

Постепенно прямо за кофе беседа перешла в репетицию. И тут режиссеры воочию увидели, что рядом с ними за одним столом, с кофейной чашечкой в руке, сидит не актриса Марецкая, а сама Саша Соколова.

И все же этого было еще мало. Предстояла одна из самых неприятных процедур в нашем актерском деле – кинопроба. Марецкой предложили сыграть очень сложный в психологическом отношении эпизод. Муж возвращается после долгих скитаний на поденщине в родную деревню. Дома все переменилось: изба новая, обстановка иная, сын за чужого дядю принял. Появляется Саша, на ходу отдающая распоряжения своему помощнику. Она видит мужа, и уверенный хозяйский тон уступает место робким бабьим причитаниям. Теперь перед Ефимом обычная слабая баба, исстрадавшаяся в одиночестве, без мужа.

Сильная сцена. Вера Петровна загорелась. Вот только одна загвоздка: кому сыграть на пробе Ефима? Кандидат на эту роль еще не был утвержден. Роль дублера согласился взять на себя ассистент режиссера, человек крайне стеснительный. И то лишь при условии, что в кадре будет его спина, не более. Марецкую это устроило.

Лицо Веры Петровны, слегка измененное гримом и крестьянской прической «узлом», было прекрасно. Глаза, повлажневшие от слез, вызывали жалость, любовь, испуг – все вместе. Брови в трагическом изломе, губы что-то шептали, а руки, обвившие шею «мужа», вздрагивали от волнения и тоски.