– Ой, Ефимушка! Ты? Муж мой милый, батюшка ты мой! Вернулся ты ко мне, жемчужинка ты моя!..

Я много бы дал, чтобы заглянуть в тот миг в глаза ассистента. Видны были лишь его напряженная шея и вздрагивающие плечи. Неужели подыгрывает, «плачет»? Мы все просто восхитились. Какой молодец, как тонко чувствует свою роль! Эпизод отсняли, он обернулся. Съемочная группа оторопела: ассистент вздрагивал… от смеха! И что же оказалось? Автором этого эффекта была все та же Марецкая. Играя свой невероятно сложный кусок роли, она потихоньку щекотала партнера!

Подобных веселых минут выпадало не так уж и много. Шла серьезная и кропотливая работа в киноэкспедиции. Там, на берегу Волги, в деревни Судимиры, что в Калининской области, где снимались многие сцены из картины «Член правительства», Вера Петровна Марецкая глубоко окунулась в жизни, быт и заботы сельчан. Не пренебрегая никакими мелочами. Несколько месяцев, пока шли съемки, прожила в крестьянской избе, наотрез отказавшись от гостиницы. Ходила по деревне в одежде, взятой напрокат у одной из местных жительниц. Лихо била вальком, стирая белье на берегу реки. Выучилась скакать верхом на лошади, сидя на ватнике вместо седла. Пела по вечерам на завалинках бабьи «страдания». Так изо дня в день обрастал деталями, все больше обогащался образ «бабы-министра» Александры Соколовой, вдохновенно сыгранный Марецкой, перед талантом которой я преклоняюсь.

Мне в этой картине выпала роль Никиты Соколова, младшего брата законного супруга Александры. Отличная роль, давно по такой скучал. Мой Никита – первый парень на деревне, душа-человек, удалая головушка, и ничто человеческое ему не чуждо. Отчаянный, смешливый, ухажер и затейник, и в то же время верный и надежный друг. Играть его было – сплошное удовольствие. А уж как мы с Марецкой отплясывали на первой советской свадьбе, что по новому обычаю… Любо-дорого вспомнить!»

На всю свою жизнь запомнит Николай Афанасьевич знаменитый монолог Александры Соколовой, прозвучавший в этом фильме с кремлевской трибуны.

– Товарищи депутаты! Вот стою я перед вами, простая русская баба. Малограмотная, мужем битая, попами пуганная, врагами стрелянная. Живучая…

«Никогда и никто, – напишет Крючков, – на моей памяти в кино не произносил больше такой фантастической по глубине своего проникновения речи, как сделала это Александра Соколова – она же Вера Марецкая. И вновь я порадовался своему актерскому счастью – играть рядом с ней, замечательной, глубокой и щедрой, истинно русской актрисой.

А каких нервных затрат стоила Вере Петровне эта речь! Как плакала она на репетиции перед ночной съемкой этой сцены! Не просто высокие слова, всю душу выплеснула Марецкая в тот единственный миг, запечатленный на кинопленке, составивший впоследствии подлинную славу советскому кинематографическому искусству».

И вот через четверть века, в 1965 году, в беседе с Глебом Скороходовым, в присутствии Фаины Раневской, Марецкая вновь возвращается мыслью к своей роли, над которой было пролито столько слез.

– Я посмотрела картину заново. Есть там у меня хорошие куски, но героиня не моя! Не смогла бы я ее сыграть сегодня, Павлик Морозов в юбке. А фанатизм вызывает отвращение, даже когда он только зарождается.

И дальше, свидетельствует Скороходов, Марецкая «неожиданно рассмеялась»:

– Послушайте, это же страшно смешно! Заслуженная или, лучше, народная актриса собралась на свой юбилей – вырядилась, нацепила на грудь все: лауреатские причиндалы, ордена, медали, значок «Ворошиловский стрелок». Гордая и величавая сидит в кресле, обложенная со всех сторон цветами, – представляете? И вдруг в одном из приветствий слышит, что всю жизнь она делала не то, призывала не к тому и вела не туда. Комедия!

Наверное, все-таки в этих рассуждениях Марецкой больше женского кокетства, чем искренней убежденности. Во всяком случае, хотелось бы думать именно так. Иначе не ассоциировалась бы ее роль Соколовой с самой исполнительницей даже спустя десятилетия. Ведь не на пустом месте родилась байка, о которой напомнил тот же Скороходов:

«Когда Раневской стукнуло семьдесят (1964 год), она объявила: «Все. Вступаю в партию!» – «Зачем?» – опешили друзья. «Надо, – твердо сказала Раневская. – Должна же я хоть на старости лет слышать, что эта сука Верка говорит обо мне на партбюро!»

Старая подруга Марецкой, Раневская, конечно же, прекрасно знала, что Вера Петровна никогда в партии не состояла и ни на каких партбюро заседать не могла. Но такова была эмоциональная мощь экранного образа, что отречься от него потом был уже не в силах сам творец, которого зрители воспринимали не иначе как лишь двойника созданного им персонажа.

Так после фильма «Путевка в жизнь» долгое время не только зрители, но и режиссеры видели и узнавали в Михаиле Жарове Жигана; для многих после «Большой жизни» Петр Алейников так и остался Ваней Курским, даже когда он блестяще сыграл роль Пушкина (в кинофильме «Глинка»)… Критики были возмущены: как же так, Ваня Курский – и вдруг на тебе, Пушкин! Ну а у Николая Крючкова после «Трактористов» любвеобильные зрители даже имя сменили и долго еще звали его просто Клим – по имени экранного героя.

Фильм «Трактористы», в котором Крючков сыграл одну из любимейших своих ролей – тракториста Клима Ярко, вышел за несколько месяцев до войны.

Молодой актер создал потрясающий в своей убедительности и искренности образ типичного героя тридцатых годов, который станет для юношей не одного поколения примером для подражания. Ни актер, ни режиссер не ставили перед собой никакой конкретной пропагандистской задачи. Но когда тысячи и тысячи сверстников Крючкова, как и его экранный герой, пойдут в механизаторы, для него это будет открытием: он увидит, какие огромные возможности таит в себе искусство кино. В следующем году Крючков получит за эту роль орден Ленина, а сам фильм станет частью фольклора современной жизни.

С той поры прошло более шестидесяти лет, а песни героев картины можно услышать и сейчас: «Три танкиста, три веселых друга», «Броня крепка и танки наши быстры», «Здравствуй, милая моя, я тебя дождалси…»

Клим Ярко в своей неподдельной простоте и доступности для зрителей был одним из них, и они видели в нем не экранного героя, а родственного им человека, с которым всегда можно и посоветоваться, и поговорить по душам.

Однако кажущаяся простота в искусстве достигается лишь ценой тяжкого труда.

Рассказывают, что, когда впервые выставили картину А. Саврасова «Грачи прилетели», один из посетителей долго любовался ею, а потом не сдержался и воскликнул:

– Как все просто!

И автор, бывший тут же, сказал:

– Будет просто, когда переделаешь раз сто.

Так вот, Николай Афанасьевич, прочитав сценарий «Трактористов» (он назывался «Полюшко-поле»), прежде всего отправился, «соблюдая инкогнито», в одну из бригад машинно-тракторной станции (МТС), чтобы «пробензиниться» вместе со своими будущими героями и почувствовать себя в роли «очень свободно».

– После того как придет ощущение свободы, – говорил он, – а текст будет одухотворен мыслью и чувством, даже так называемый лобовой текст для меня, актера, перестанет быть лобовым. Я сумею погасить свои эмоции.