каждым вздохом из груди Аржанова вырывался хрип. Опустив корзинку на землю, Анастасия кинулась к мужу. Он обнял ее слабеющей рукой.

— Золотая казна наша! — прохрипел он. — Восемь сундуков… Я поставил там караул… Скажи Бурнашову. Он обещал мне Георгия 4-го класса, если я возьму шатер…

Весть о тяжелом ранении штаб-офицера быстро распространилась в Ширванском полку. В сопровождении адъютанта прискакал командир полка Бурнашов. Аржанов уже лежал на носилках. Калуцкий вместе с Анастасией перевязывал его. Пуля прошла навылет, ниже сердца, но легкие были сильно повреждены и два ребра пробито. Чтобы ослабить боль, подполковнику дали водки, затем — отвар из корней валерианы, и Аржанов смог сам все рассказать Бурнашову.

Командир полка отозвал в сторону Калуцкого:

— Что скажете, Сергей Васильевич?

— Он умрет, — мрачно ответил полковой лекарь. — Сейчас ему лучше. Но через час-два наступит агония…

Позвали полкового священника. Он приобщил раненого святых тайн. Аржанов продиктовал свой рапорт о схватке за золотую казну и завещание, тут же заверенное тремя свидетелями, все движимое и недвижимое имущество, ему принадлежавшее, он отказал своей благоверной супруге Анастасии дочери Петровой.

Полковой лекарь ошибся. Аржанов жил еще семь часов. Всю ночь Анастасия провела с ним. Она поила его водой, меняла повязки на ране и слушала, что он говорит. По большей части подполковник бредил. Он все еще находился на поле боя, видел атаки турок, командовал солдатами. Перед рассветом Андрей Александрович пришел в сознание. Он сжал своими горячими ладонями руку Анастасии и совершенно спокойно сказал:

— После моей смерти держите траур год. Поезжайте в Аржановку, там вы найдете преданных людей. Они скрасят ваше одиночество. Потом отправляйтесь искать новое счастье. Вижу ваш трудный, извилистый путь. Но ничего не бойтесь. Вы красивы, умны, предприимчивы. Знайте, что удача вам еще улыбнется… Да хранит вас Господь!

С этими словами он трижды перекрестил Анастасию, прижал ее ладонь к своей впалой, заросшей щетиной щеке, вздохнул и с кроткой улыбкой на устах отошел в мир иной.

Глава пятая

КАМНИ СО ДНА МОРЯ

Больше всего жалела Анастасия о том, что Аржанов при жизни ни разу не заказывал своего портрета художнику. В Аржановке она сохранила нетронутым его кабинет: шкаф с книгами, письменный стол, коллекцию оружия на стене, гардероб, заполненный форменными офицерскими вещами. На конюшне находились его верховые лошади. На псарне жили его любимые охотничьи собаки. Но прошел год, и ей стало казаться, что лицо Андрея Александровича изглаживается из ее памяти. Когда во сне Анастасия видела фигуру Аржанова и узнавала ее, то лицо покойного супруга оставалось каким-то нечетким, расплываясь в белое пятно.

Вот и сейчас, размышляя о своем утреннем сновидении, Анастасия сидела на кровати и вспоминала, улыбался ли ей подполковник или, наоборот, хмурился. А что означала его загадочная фраза? Предостережение это было или упрек за ее легкомысленное поведение здесь? Конечно, Аржанов не одобрил бы этих ее поступков, будь он жив. Но если бы он остался жить, то Анастасия никогда бы сюда не приехала…

Глафира уже стучалась в двери спальни с известием о том, что самовар закипел и завтрак на столе. Анастасия одевалась не спеша. Она сегодня не собиралась выезжать из дома. Ей хотелось отдохнуть, никого не видеть, ни о чем не думать и вообще — «почистить перышки». Под этим она понимала полное расслабление. Всесторонняя ревизия предметов одежды и запасов косметики, гигиенические процедуры вроде стрижки ногтей, маникюра, мытья головы и завивки волос, а также очистка кожи лица, шеи, плеч, груди до декольте, питательные или стягивающие маски в зависимости от времени года, собственного состояния и настроения.

Теперь она отдавала себе отчет в том, что имеет весьма выигрышную внешность. Ряд житейских ситуаций убедил Анастасию, что это есть ее сильнейшее оружие. Об оружии надо заботиться, тогда в критический момент оно не подведет. Так любил повторять Аржанов, и она сохранила тот образ жизни, которому научил ее покойный супруг, а в сущности, он был очень простым. Анастасия рано ложилась и рано вставала, совершала каждый день длительные пешие или верховые прогулки, держала диету и никогда не ела после семи часов вечера, обливалась холодной водой и даже не бросала занятий фехтованием, а ее партнером теперь выступал камердинер Аржанова Никита, в молодые годы служивший в драгунах.

«Чистку перышек» Анастасии помогала проводить Глафира. Это был ее любимый день. Она выросла в семье деревенской знахарки, ее бабушки по матери, и знала много рецептов травяных настоев и мазей, освежающих кожу. С утра Анастасия закрывалась со своей горничной в спальне, куда приносили полотенца, кувшины с горячей и холодной водой, тазы, склянки и коробочки с косметическими снадобьями. Их Глафира готовила заранее и затем заботливо колдовала над лицом и телом своей доброй хозяйки.

Самым простым и проверенным способом очистки кожи у нее была смесь из спитого кофе, разведенная молоком до густоты сметаны. Глафира наносила ее тонким слоем и оставляла только на пять минут, быстро смывая потом теплой водой. Питательную маску по старинному бабушкиному рецепту: желтки, растертые с медом и несколькими каплями оливкового масла, — она сделала сегодня утром, пока барыня спала.

Маску надо было держать двадцать минут на лице. Горничная только закончила ее намазывать, как в спальню просунулась голова Досифея, ее мужа. У Анастасии Досифей служил, как мастер на все руки: и привратник, и сторож, и истопник, и кучер. Узрев барыню в столь необычном виде — с лицом, покрытым ярко-желтой мазью, — он испугался, захлопнул дверь и стал из коридора объяснять, что к госпоже Аржановой пришли.

— Гони в шею! — крикнула ему Анастасия.

— Я гнал, да никак они не уходят.

— Кто они?

— Татары!

— Этого еще не хватало… — Анастасия задумалась, бросила взгляд в зеркало: зрелище было не для слабонервных, но смывать маску раньше времени ей не хотелось.

— Спроси, чего хотят, — приказала она слуге.

— Лично в руки вам отдать какую-то вещь. Мне не доверяют…

— Ишь, басурманы… — покачала головой Глафира. — Совсем они тут обнаглели.

— Пусть ждут, — вынесла решение Анастасия. — Пропусти их во двор.

— Они, ваше высокоблагородие, уже во дворе, — признался Досифей, сжимая в кулаке серебряный рубль, полученный от пришельцев в качестве аванса. — За забор поводья лошадей привязали и на крыльцо сели. На корточки. По-своему разговаривают…

От восточных людей просто так не отделаешься. Они упрямы и назойливы, и нужны суровые меры, чтобы удерживать их в рамках европейских приличий. Это Анастасия поняла, когда, приехав на примерку своего платья в мастерскую Александра Попандопулоса, встретилась там с его дядей-купцом, «софелшенно случайно», как уверял тот. О