в комнату на ватных ногах, слегка задев Володю плечом. Ненамеренно. Почти ненамеренно.

– Вы пойдёте искать? – будто издалека донесся до неё Настин голос.

– Ну так нельзя же, чтоб она попалась Якову, – резковато ответил Александр. – Выложит, с кем пошла да зачем.

Маришка оглянулась. В дверном проёме белела Володина спина. Он стоял неподвижно, явно раздумывая, откуда следует начать поиски теперь.

Приютская дрожащими пальцами заправила за уши волосы.

«Её здесь нет», – Маришка одновременно ожидала и не ожидала такого исхода. Перед глазами предстало перекошенное, сизое лицо умертвия. Его белёсые паучьи пальчики. Тёмная зияющая дыра рта. Как наяву.

Она вздрогнула.

«Нам нужно убраться отсюда!»

Но ей никто не поверил. Но она не может уйти одна, оставить Настю, всех их. Но она не может уйти одна ночью. Куда? В пустошь? В пустошь? И что ждёт её там?

Облизнув пересохшие губы, Маришка всем корпусом развернулась к двери. Набрав в грудь побольше воздуха, она прикрыла глаза и выпалила, обращаясь главным образом к Володиной спине:

– Быть может, лучше сами расскажем учителю?

В комнате сделалось так могильно тихо, что вновь стало слышно, как в глубине дома от сильного ветра ходят ходуном тяжёлые ставни. Настя в ужасе уставилась на подругу.

Маришка сглотнула.

Подружка неверяще и едва слышно прошептала:

– Настучать?

– Не настучать, а…

– Ага, – Володя обернулся, растягивая губы в недоброй усмешке.

И с ней он выглядел по-настоящему жутко. В свете луны, падающем из окна, бурое пятно на вороте рубахи казалось чёрным. Маришка видела, что кровавые подтёки доходят до самой груди, точно причудливое ожерелье. Не брызги, а будто тёмные бусины.

– Лгунья, воровка, так ещё стукачка… Я полагал, мы знали о тебе всё, – протянул он.

– Я не стукачка, – устало выдохнула Маришка. – Но там, – она ткнула пальцем ему за спину, – творится какая-то…

– Идиотство, – простонал Александр. – Только не начинай…

Володя фыркнул и отвернулся.

– Нет, послушайте!..

– Да хватит же! – А это уже была Настя. Её Настя.

Она вцепилась в руку Ковальчик, не давая даже дёрнуться вслед Володе:

– Тани нет! Ты видишь?!

Подружка резко повернулась к ней, и Настя отшатнулась, увидев внезапную гримасу животной, отчаянной ярости на побелевшем Маришкином лице. Той хотелось крикнуть прямо в Настино лицо: «Да какая разница?! Как ты можешь думать про треклятую Таню?!» Но она прорычала другое:

– Ты-то могла бы уж мне и поверить! Ты мне будто сестра! Я бы не стала о таком врать! Я видела его своими глазами!

– Пег'естань! – зашипела Настя, со всей силы дёрнув её за руку, будто это могло помочь вернуть подруге рассудок. – Ты будто наг'очно! Пг'екг'ати! Ты что, ослепла?! Тани здесь нет! – Голос сорвался на визг.

Александр в два шага пересёк комнату в явном намерении позатыкать рты обеим. Его обычно спокойное лицо было злым.

– Настя… – Маришка попыталась высвободиться из её рук, стоя на своём. – Я бы не стала о таком…

– Не надо пугать меня!

– Настасья! – Александр схватил ту за плечи и ощутимо встряхнул.

– Не надо пугать меня!

– Я не хочу напугать тебя! Говорю, как было!

Настя зажала уши ладонями. Замотала головой.

– Маришка, угомонись! – рявкнул Володя.

– Послушай, эти россказни…

– Ещё слово и клянусь, я врежу тебе!

Приютская осеклась, делая шаг назад. Все знали – Володя никогда не грозит попусту.

Александр выпустил Настины плечи. Оглянулся на Маришку и, решив воспользоваться повисшей паузой, направился к двери.

– Нет! – Маришка бросилась следом. Нога взорвалась болью.

И это было последней каплей. Жилистые Володины руки резко втолкнули налетевшую на него приютскую обратно в спальню. Потеряв равновесие, она схватилась за рукав его рубахи. Послышался треск, но ткань чудом выдержала, и Маришка устояла на ногах.

– Хватит, дура. – Голос Володи был тихим, злым. Он говорил так до того редко, что сомнений не оставалось – в этот раз цыган на грани. – Мёртвые не оживают. И не пытайся ни себя, ни меня уверить в обратном.

– Я… не… вру… – упрямо выдавила приютская, плаксиво скривившись.

– От тебя мочой несёт, – процедил он и вывернул руку из её пальцев.

Зарёванные щёки обдало жаром.

Володя повернулся к двери и стремительно вышел из комнаты. Темнота скоро проглотила его. И Александра.

Обессиленно упав на колени, Ковальчик разрыдалась.

«Дура-дура-дура!»

Маришка часто и много врала. В детстве. Да. Выдумывала небылицы сначала о матери-барыне и троюродной тётке, что прислуживала при дворе. А затем придумала, что её отец – воздушный пират, и что сама она – Маришка – оказалась в приюте по воле злой судьбы: мать вынуждена была спрятать своё дитя, дабы избежать порицания за запретную связь с разбойником. Девчонка рассказывала все эти выдумки так уверенно и пылко, что в конце концов ими заинтересовалась кухарка, а затем и учителя. Слух дошёл аж до Тайной канцелярии. Разумеется, история о матери не подтвердилась. Маришке устроили прилюдную порку, и на долгие годы она полностью утратила доверие сверстников. Да так и не вернула его до конца.

И всё равно не в силах была справиться с буйным потоком фантазии. Иногда даже сама того не замечая.

Несмотря ни на что, у неё всегда находились слушатели – бритоголовая мелюзга ловила каждое слово. И ей… Ей так это нравилось. Они её слушали. Она была им нужна…

В юном возрасте Маришка и сама верила в собственные небылицы. Случалось, правда, что она слишком уж заигрывалась. Глядела вечерами на дирижабли, плывущие над головой. И знала так же точно, как собственное имя: в одном из них он – её папа.

Чем лишь больше привлекала внимание господина доктора.

В глубине коридора скрипнула половица, и девчонка вздрогнула от внезапного звука. Снова в голове промелькнуло сизое лицо мертвеца. Маришка едва удержалась, чтобы не отползти, скуля, от зияющего чернотой дверного проёма. Но заставила себя сдержать порыв.

Набрала в грудь побольше воздуха, жмурясь от боли, поднялась на ноги и резким движением закрыла дверь. Ручка щёлкнула.

– Да тише ты! – шикнула Настя.

Приютская медленно повернулась к кроватям. Настя, белая как мел, с синюшными губами и выпученными глазами, что занимали, казалось, большую часть лица, неподвижно сидела на краю постели. Она не сводила взгляда с подруги – в причудливой смеси испуга и осуждения.

«Нам нужно убраться отсюда!» – хотела было рявкнуть Маришка.

– Предательница, – вместо того тихо бросила она и медленно захромала к кровати.

Что ей делать? Как убедить их?

Безобразная, изодранная нога дала о себе знать в полной мере лишь теперь – когда дверь в коридор была плотно закрыта. Маришка тяжело опустилась на комковатый матрас, запуская в волосы грязные пальцы. Затем небывалым усилием воли забралась на