class="p1">– Полагаю, для господина учителя, – с нажимом произнесла подруга, – имеется дг'угой погг'еб.

«Как и всегда» – так и повисло в воздухе. Маришка хмыкнула. И не теряя больше ни мгновения, жадно вгрызлась в ломоть. Тот, как и вчерашний, оказался заветренным и пах сыростью.

Небо за окном было будто портянка – низкое, серое. Откинувшись на подушку, Маришка долго его изучала. Птицы по нему не летали. Не было даже облаков. Пустое небо, пустое поле на многие вёрсты вокруг.

Маришка вдруг осознала: они здесь ведь совсем одни – горстка сирот посреди голой равнины. В холодном, сгнившем доме без должных запасов еды. И жуткими тварями под кроватями.

Она вздрогнула. И вдруг спохватилась.

– Так, а что Танюша? – с напускным безразличием спросила она.

Настя замялась.

«С чего бы это?» – нехорошее предчувствие неприятно зашевелилось под кожей. Но Ковальчик лишь спросила:

– Её тоже высекли?

– Александг' сказал… В общем, её так и не нашли.

Маришка медленно села в кровати.

– Что? – в ушах зазвенело.

– Утром на поиски отпг'авили смотг'ителя. Он пг'очёсывает пустошь, – покачала головой подруга.

– Пустошь?!

«Что за бред?!»

– Ночью они с господином учителем обыскали весь дом. Когда поймали мальчишек, тем пришлось рассказать… И как потом оказалось, её… кхм. Её тут нет.

– Как это нет? – комната задрожала перед глазами. Маришка часто заморгала и просипела: – А в пустоши ей что делать?

– Они думают, она сбежала. Я слышала от служанки.

– О, Всевышние… – Маришка сползла с кровати, едва не уронив стакан. И осела на пол, схватившись за ногу. – И ты в это веришь? – в ответ Настя безучастно пожала плечами. – Да ну? Я ведь говорила! Я вам всем говорила…

– Маг'ишка! – перебила её Настя. – Пг'екг'ати это, пг'авда.

– Но я видела…

– Видела – не видела, без г'азницы! Пг'осто больше не нужно говог'ить об этом, Всевышние!

– Настя…

– Ты то не вег'ишь слухам, то вег'ишь! А тепег'ь мелешь такую чепуху, что… Пг'осто пощади мои уши!

– А куда, по-твоему, она делась?! Испарилась? Исчезла?

– А по-твоему, её мег'твецы утащили?!

– Это куда больше похоже на правду, чем…

– Говог'ю тебе, сбежала она!

– В пустошь?!

– В пустошь или нет, а вещички-то её тоже пг'опали! – Настя, раздосадованная Маришкиным упрямством, вскочила с места и выдернула из Таниной прикроватной тумбочки ящик. Тот был пуст. – Видишь? То уж и господин учитель пг'иметил.

Маришка сжала кулаки.

– А под… – она вдруг запнулась, чувствуя, как спина покрывается мурашками. Затем рвано выдохнула и заставила себя сказать: – Под кроватью?

– Пусто, – Настя победно откинула край одеяла, и Маришка вздрогнула, едва не зажмурившись. Но внизу лишь покачивались на сквозняке клубы пыли.

– Это… – Маришка медленно, на четвереньках подползла к Таниной кровати, так и не разжимая кулаков, чтобы не было заметно, как трясутся пальцы. – Это странно. Мне казалось… я видела саквояж, когда мы… Когда мы вчера вернулись…

– Да бг'ось, – фыркнула Настя. – Я точно его ночью не видела.

– Не видела или просто не хочешь…

– Я сказала тебе, пг'екг'ати!

– То есть по-твоему, она решила сбежать, никому ничего не сказав?

– А ты что, стала бы говог'ить?

Приютская раздражённо дёрнула плечом. Но возразить было нечего.

– Да ей и некому было, – довольно прищурилась Настя, когда Маришка ссутулилась. – Сама подумай, дг'узей она вг'оде не успела завести.

– Положим, – Ковальчик заправила волосы за уши. Сдаваться ей не хотелось. – Но что теперь?

– А что тепег'ь? – Настя протянула подруге руку, желая поднять ту наконец с пола. – Найдут, вег'нут, выпог'ют. Ты, что ли, сама не сбегала?

Маришка не стала ничего отвечать. То и не было нужно.

Настя аккуратно подняла её на подламывающиеся ноги. Маришка выдавила улыбку, отнимая у той руку. Принимать помощь от неё совсем не хотелось.

Анфиса, служанка, что выносила накануне приютским воду и хлеб – её имя сообщила Маришке Настасья, – около полудня велела всем выстроиться в коридоре. И Настя… Настя выторговала у неё Маришкино право остаться в постели, ведь её «женские боли всё никак не отпустят».

– Она лишилась чувств, едва встав поутг'у с кушетки! Служанке до этого, разумеется, не было дела. Но она отчего-то отступила. Пообещав, однако, обо всём донести господину учителю.

– Останься тоже! – злясь сама на себя за слабость, выпалила Маришка, стоило Насте направиться к двери.

Без Насти комната останется совсем пустой. С одиноко стоящей Танюшиной кроватью. С мерзкой темнотой под ней… Маришка лежала у самой стены, отодвинувшись от края матраса настолько, насколько только позволяли его размеры. Вжавшись в стену плечом, с руками по швам, боясь высунуть даже кончик ногтя из-под тонкого одеяла. Будто то спасло бы её.

– А?

Как только подруга обернулась, Ковальчик пожалела о вырвавшихся словах. Настя ликовала. Весь её вид так и голосил: «Нуждаешься во мне? Во мне, в крысе?»

Но тьма, таращившаяся на Маришку из-под кроватей, заставила её затолкать гордость куда поглубже.

– Скажи служанке, мне требуется уход, – проклиная саму себя за трусость, едва слышно сказала Маришка.

– А тебе тг'ебуется уход?

Маришка сглотнула. Взгляд вновь непроизвольно скользнул под соседнюю кровать. Заметив то, Настя переменилась в лице. Пальцы вцепились в дверную ручку:

– Извини, думаю, Анфиса не г'азг'ешит, – сказала она холодно и отрывисто.

– Подожди!

Но подруга выскользнула в коридор, с громким стуком захлопнув за собой дверь.

«Чтоб тебя…»

Маришке хотелось вскочить и побежать следом. Она была готова драить лестницы хоть до следующего утра. Уговорить учителя дать ей позволение спать во дворе, в пустоши – где угодно, лишь бы подальше от тёмных спален и тварей, прячущихся под…

Она осталась на месте. Бегать Маришка теперь не то чтобы очень могла. Выдавать себя, а заодно и Настю – не имела права.

За дверью Маришкиной спальни Анфиса проводила сиротам инструктаж – мало чем отличающийся от того, что давался в их прежней обители. А через несколько минут до приютской стали доноситься привычные звуки гремящих вёдер да шлёпанье половых тряпок. То ли пришибленные строгим голосом служанки, то ли напуганные прилюдной утренней поркой приютские принялись за уборку в полном безмолвии.

«Проклятый дом…»

Маришка всё же их слышала. Лежала в постели, боясь даже пошевелиться, и слушала, слушала, слушала звуки уборки, что доносились из коридора. Они помогали ей верить, что она не одна. Что, вылези тварь из-под соседней кровати, её визга будет достаточно, чтоб все сбежались и успели спасти её. Но будет ли его достаточно?

Она скосила глаза на Настину кровать. И заставляла себя смотреть под неё так долго, пока от напряжения не стало казаться, будто в густой темноте что-то шевелится. Пока тело не прошиб ледяной пот. И только тогда Маришка моргнула. Видение тут же