Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…шарк-топ-шарк-топ-шарк-топ-шарк-топ…
Незнакомец тоже прибавил шагу, чтобы угнаться за ней.
Она нащупала связку ключей в кармане пальто, сжала их в руке.
Оставалось пройти мимо всего двух домов – 47-го, где на окнах еще мелькали рождественские огоньки, и 49-го, около которого, словно пьянчуга, валялся мусорный бак, а потом мимо невысокой зеленой изгороди, в которой всегда застревал мусор, – и она будет дома.
– Ханна! – раздался голос позади. Боже, откуда он знает ее имя?
Она толкнула коленом калитку, в три прыжка взлетела к входной двери, приветливо мигнул огонек сигнализации, вытащила ключ, вставила его в замок. Голос снова окликнул ее:
– Ханна, постой, прошу тебя, мне нужно поговорить с тобой!
И тут внезапно случилось самое странное: она узнала его. Не повернув до конца ключ, она обернулась через плечо.
– Робин?
Он стоял на тротуаре, засунув руки в карманы. Лицо было скрыто тяжелым темным капюшоном.
Внезапный порыв ветра налетел на них обоих, поднял в воздух уличный сор. Он кивнул.
– Робин, это ты? Боже, Роб, как ты меня напугал!
– Прости, – пробормотал он. Это было на него не похоже. Тот Робин Сондерс, которого она знала, никогда не стал бы извиняться. Впрочем, выглядел он так, словно ночевать ему приходилось где попало, и пахло от него соответственно. Присмотревшись, она заметила, что на нем мятые спортивные штаны, кроссовки порваны сзади – увидеть прежнего Роба в чем-то подобном было невозможно. А воняло от него так, что дышать было трудно. – Я вот зачем пришел, – продолжил он. – Хочу попросить прощения. За все.
– Ну… – Она не могла найти нужных слов. – Ну, хорошо.
Ханна повернула ключ, начала открывать входную дверь.
– И еще! – добавил он, делая шаг в ее сторону, но, кажется, тут же пожалел о своей поспешности, отступил назад, пряча в тени голову. Или всего себя. Она все еще не видела его лица. – Хочу сказать, что я сделал для тебя кое-что. Подарок. Чтобы загладить вину.
Она продолжала открывать дверь, одновременно придерживая ее.
– Ты сделал для меня… что? – Она не понимала того, что он говорит. – Я не видела тебя полгода, и вот ты явился, и… Прости, что? Какой подарок? О чем ты?
– Прошу тебя…
Новый порыв ветра на мгновение откинула его капюшон. Он потянул его назад, но она успела заметить его лицо, охнула и попятилась. Казалось, что Робина поразила болезнь, пожирающая плоть. Вся кожа была в небольших глубоких язвах, между которыми поблескивали белый шрамы, если только… О боже, неужели это кость?
– Господи, Роб, что с тобой?
Он отступил, как можно ниже надвинув капюшон, и она заметила на его руках перчатки, словно болезнь, поразившая лицо, затронула и все тело.
– Прости, – проговорил он. – Мне не следовало приходить. Я ошибся.
Он повернулся, чтобы уйти, и Ханна отпустила бы его, однако в фигуре ее старого знакомого было что-то настолько жалкое и драматичное – это было совсем не тот надменный мужчина, которого она когда-то знала, – что она невольно почувствовала жалость и, вопреки возражениям рассудка, окликнула его:
– Постой!
Он остановился, сутулясь на холодном ветру.
– Я не могу тебя впустить, – сказала она. – Уже слишком поздно, у меня сегодня был длинный день, и потом, это просто… Нет, не сегодня.
– Понимаю. – Мимо проехал автомобиль, и он попытался спрятаться от света фар.
– Приходи завтра, поговорим.
Он кивнул.
– Я должна знать… – Она замолчала. Обсуждать это здесь, на пороге дома… Нет, это слишком. – Нам нужно поговорить.
Вышло неловко, но ничего другого она не могла предложить.
– Спасибо, Ханна, – пробормотал он, уходя.
Она вошла в дом, заперла дверь, тут же бросилась в комнату и попыталась в щель между шторами разглядеть, не стоит ли он на улице, не прячется ли в тени соседней изгороди. Однако никаких сомнений в том, что Робин ушел, не было. С облегчением вздохнув, она бросила сумку в прихожей и прошла в узкую кухню-столовую, где, как она помнила, на столе оставалась недопитая бутылка красного вина. Налив полный бокал и прихватив бутылку с собой, она вернулась в гостиную, села на диван и застыла, глядя перед собой в чистой, аккуратной тишине своего пустого дома.
– Черт, – негромко сказала она.
Потягивая вино, Ханна взяла телефон и стала листать Инстаграм.
Говорят, неделя – долгий срок в политике, однако полгода в соцсетях – это целая геологическая эра.
Она удалила все его фотографии, и те, где они были вместе – их было немного, как и свиданий, но они сохранились в постах ее подруг, вместе с поздравлениями, типа «Он ВЕЛИКОЛЕПЕН тебе ПОВЕЗЛО», «Да ладно, он наверняка гей» и «А нет ли у него брата»? Следовало признать, тогда он был фантастически хорош собой: карие глаза, стильно растрепанные темные волосы, безупречная кожа цвета корицы, и тело – спортивное, но не слишком мускулистое. До встречи с Робом она встречалась с мужчинами, чьи представления о застольной беседе сводились к разговору о себе самом. О том, что им не нравилось в их работе, футбольных командах или любимых телепередачах, названий которых она даже не слышала. Она была так удивлена, встретив парня, который действительно проявлял к ней интерес и старался понравиться ей, что приняла его тщеславие за уверенность в себе и не обращала внимания на тревожные сигналы, пока едва не стало слишком поздно.
Листая экран со знакомой смесью смущения и чувства вины, она вдруг почувствовала легкий зуд на левом колене, и поняла, что уже некоторое время, сама не замечая, расчесывает его. Кожа покраснела и шелушилась, серебристые чешуйки сыпались на диванные подушки.
– Ну ты и дрянь, – сказала она себе. – Опять взялась за старое. – Смахнув чешуйки, она поднялась наверх, в ванную, за баночкой «Дермалекса».
С Робом она познакомилась в частной дерматологической клинике на Хагли-род[18], где проходила обследование по поводу псориаза – об этом она ему, естественно, говорить не стала. Ведь псориаз – это некрасиво и стыдно, и проявляется он лишь в некоторых местах (у нее – на локтях и коленях), которые легко скрыть, и вообще – с какой стати, она должна рассказывать красавцу, сидящему рядом с ней в приемной, о том что находится здесь потому, что шелушится и осыпается словно отвратительный тролль? Она соврала, что ей нужно проконсультироваться насчет подозрительной родинки… Он достал телефон и показал ей забавную картинку: парень на приеме у хирурга, а на плече у него что-то маленькое и пушистое в тренче и черных очках. Они вместе посмеялись. Оказалось, что Робин тоже пришел удалить родинку, он даже показал ей едва заметное пятнышко слева на подбородке. С ее точки зрения – ничего заслуживающего внимания, но она ведь не врач, Роб тратит свои деньги, как хочет, и кто она вообще такая, чтобы судить? Он спросил ее, что она собирается делать после приема и не разрешит ли пригласить ее на чашку кофе, и она хотела отказаться – он ведь явно был не из ее лиги – но вдруг почувствовала, что маленькая, но отважная часть ее души готова рискнуть, кивнула и сказала, что ей будет очень приятно, спасибо.