Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мужчина, у которого был кейс, стал проверять, что за порошок в этих пакетиках, а Ларису тем временем отпустили, извинившись.
И она пошла. Пошла, утирая на ходу слёзы. Это был первый раз, когда у неё ничего не конфисковали.
Лариса быстро пришла в себя и уже через каких-то три недели вновь поехала в Италию, чтобы договориться о предоплате и последующей пересылке товара прямиком к ней. Первый раз таможню она прошла без досмотра.
На обратном пути рядом с ней сидела такая же челночница, как и она. Лариса немного нервничала о предстоящем прохождении таможни и поделилась своими мыслями с попутчицей. Она рассказала ей, что каждый раз при возвращении её осматривали и отбирали товар. В двух словах она рассказала и историю с таможенником и наркотиками.
– Ты, наоборот, понравилась ему, – ответила эта женщина, – У меня точно такая же ситуация была. Он тебе адрес давал?
– Да, давал.
– Не согласилась?
– Нет.
– А я согласилась. Я пришла по этому адресу, что он написал. Очень красивая там обстановка была: на столе шампанское, цветы, конфеты, шоколад – всё красиво. Он ухаживал, я принимала его ухаживания, на брудершафт с ним пила, и из его рюмки пила, и из своей давала ему выпить, и своей вилкой из своей тарелки кормила, а потом как бы невзначай, когда дело шло к развязке, я достала справку о том, что я ВИЧ инфицирована. Так он побледнел, у него чуть инфаркт не случился. А я говорю: «Чего ты боишься, у тебя проявится только через месяц. Так что ты можешь целый месяц жить спокойно. Ничего с тобой не будет, сможешь даже с женой целоваться». Он опешил, побледнел, потом схватил свои вещи и убежал. С тех пор меня никто не трогает, я прохожу, как говорится, по зелёному коридору.
– У тебя действительно ВИЧ?
– Нет, эту справку я в Москве у метро за пятьсот рублей купила. На таких, как таможенник, действует безотказно.
После того случая, Ларису уже не трогали. Проверяли как обычно – только то, что задекларировано, но потом постепенно и на таможне наводили порядок. Тот беспредел в первое время был лишь потому, что никто не знал толком, «что можно, а что не можно».
Лариса ехала в кафе «Прибой». Директор очень просила её заехать хоть на минуту.
Прошло уже полгода с тех пор, как она открыла это кафе. Кафе это появилось в рамках нового проекта Ларисы, согласно которому детдомовские дети, приехавшие на ближайшие турбазы отдыхать, могли питаться в «Прибое» три раза в день за счёт кафе. Проект был благотворительный. Лариса понимала, что именно об этом директор и захочет поговорить.
– Как идут у вас дела? – спросила она директора, когда приехала.
– Лариса Викторовна, скажу вам откровенно: нам хвастаться нечем. Задуманный вами проект требует больших затрат, а у нас прибыли очень малы.
– Татьяна, вы ведь понимаете, что это дети… И…
– Да, я прекрасно понимаю, Лариса Викторовна, – перебила её Татьяна, – но в самый разгар сезона в обеденное время мы вынуждены закрывать половину зала, когда дети приходят обедать…
– Значит, нам придётся дорабатывать прибыли в бархатный сезон… Татьяна, не волнуйтесь, я регулярно просматриваю отчёты, которые вы мне присылаете. Я в курсе ваших проблем…
Успокоив таким образом директора, Лариса вышла из кабинета в зал. Было два часа дня. Дети только-только расселись на места, готовые приступить к обеду. Лариса решила немного задержаться и выпить чашечку кофе перед тем, как поехать дальше.
Она села, ей подали кофе. Лариса расслабилась, и на неё ни с того ни с сего нахлынули воспоминания… О детстве, о юности, о студенческих годах… Она даже прикрыла глаза. А когда открыла, то увидела перед собой очень худенькую девочку. Сначала Лариса не совсем поняла, кто стоит перед ней. Лицо девочки было изуродовано: нос, рот были кривыми, через всё лицо проходил уродливый шрам. Девочка выглядела неопрятно, вместо ленточек у неё в волосах были тряпочки. Она явно выросла из того застиранного платья, которое было на ней надето. Лариса посмотрела на ноги – девочка была обута во вьетнамки, как их называют. Один синий, другой зеленый. Один явно на два номера больше, другой точно на номер меньше. А девочка стояла и смотрела на Ларису. Её левый глаз с поврежденным веком казался как бы выходящим из орбиты. Она молчала, но Лариса как будто услышала внутренний голос, который говорил ей, что девочка хочет пирожное.
– Хочешь пирожное? – спросила она.
Девочка кивнула.
– И кока-колы?
Девочка ещё раз кивнула головой. Лариса подозвала официанта и сказала, чтобы принесли два пирожных и кока-колы. Когда официант спросил, всё ли, Лариса вдруг сама того не желая сказала ему:
– Нет, мне ещё двойной кофе.
Официант ушёл, а Лариса удивилась сама себе, потому что она никогда не пила двойное кофе.
– Как тебя звать? – обратилась она снова к девочке.
Девочка как-то странно закрыла левой рукой нос, рот и как бы через ладошку стала говорить:
– У меня много разных имён.
– Как много разных имен? Каждый человек одно имеет, а как тебя звать? Ты из детдома?
– А как хотите, так и называйте. Меня называют дура, кривая, косая, чокнутая…
– Подожди, подожди, ты о чём говоришь? – испугавшись, спросила Лариса.
– А так меня называют все. Ты же видишь, какая я страшная, уродливая, поэтому меня так и зовут.
В это время официантка принесла пирожное, кофе и кока-колу.
– Кушай, – пригласила её Лариса.
На правой стороне лица девочки вроде бы появилось удивление.
– Это что, мне?
– Да, тебе.
– А у меня не отнимут?
– А кто у тебя отнимет-то? Присаживайся, ешь, – Лариса выдвинула стул рядом с собой.
– А у меня всегда все отнимают.
– Кто у тебя отнимает?
Девочка не ответила, а уже было собралась потянуться и взять пирожное, как появилась женщина-воспитательница.
– Ах, вот ты где болтаешься! Ты думаешь, мы будет бегать за тобой? – сказала она и два раза ударила довольно сильно девочку по затылку. Затем только она заметила Ларису.
Лариса поднялась. Та опешила и начала быстро что-то объяснять.
– Ой, Лариса Викторовна, извините, видите, она сюда пришла. Никакого порядка нет. Никакого спаса, только и гоняйся за ней всюду.
Ларисе почему-то казалось, что эта женщина врёт. Словно ей кто-то говорил об этом…
– Пусть эта девочка съест пирожное, – сказала Лариса.
– Да какое пирожное? Все уже поели давно, стоят двадцать человек, ждут её одну.
Лариса слушает её, а слышит совершенно другое. Кто-то совсем рядом говорил ей, что всё это ложь, что кушали все, а девочку эту не кормили.