— Ур-ра, плывем!

Ликующий голос Нормана свидетельствовал о том, что он бодр и весел, оправился наконец от злой лихорадки. Наши больные только что одолели хворь, но всем не терпелось скорее тронуться в путь, и глаза их горели решимостью и радостным возбуждением. Да и как не радоваться, глядя, как наш парус ловит ветер и гордо выпячивает грудь, что твой петух! Мы впервые видели полностью развернутое полотнище коричневатой египетской парусины, на котором иракский студент-искусствовед Рашад изобразил огромное красное солнце, встающее из-за месопотамской пирамиды кирпичного цвета.

Видно, окаймляющие реку финиковые пальмы просемафорили весть о нашем движении, потому что вдоль берегов выстроились шеренги провожающих. Они кричали и махали нам руками, а впереди из камышовых и кирпичных построек высыпали все новые и новые зрители. Мальчишки и мужчины бежали вдогонку за «Тигрисом», но он легко уходил от них, быстро скользя мимо голых пустошей и пальмовых плантаций. Казалось, весь край осведомлен о нашем предприятии; некоторые люди выкрикивали даже наши имена. У команды было превосходное настроение. За несколько дней мы минуем города и промышленные предприятия в нижнем течении реки и достигнем залива. Нам придали моторную балям с десятью арабами, которые хорошо знали фарватер и должны были провести камышовую ладью среди множества судов и иных современных препятствий на последнем отрезке Шатт-эль-Араба. Но вот балям исчезла впереди за крутым поворотом вправо, и в ту же секунду я заметил, что наш «Тигрис» вышел из подчинения.

Карло — альпинист, и, подобно мне, ему еще не доводилось плавать по рекам. Отстав от лоцманов, которые беспечно мчались впереди, и не зная здешних берегов и мелей, мы решили держаться середины реки. Но в этом месте поток упирался в крутую излучину, притягивавшую течение словно магнитом. Сколько мы ни крутили рулевые весла, как ни маневрировали парусом и гуарой, нас упорно несло боком прямо на берег. Описывая дугу вместе с рекой, мы неуклонно приближались к зеленому дерну. Новые толпы восторженных мальчишек и мужчин поджидали нас здесь, чтобы затеять гонки с «Тигрисом», однако восторг сменился тревогой, и послышались испуганные крики, когда зрители увидели, что камышовый корабль чересчур близко подходит к берегу.

У вершины дуги скорость течения была особенно велика, и нас так прижало, что широкая лопасть левого рулевого весла начала пахать ил. Команда трудилась вовсю. Кто не отталкивался от берега шестами бросились помогать Юрию и Карло, чтобы поднять здоровенное весло, на которое легла почти сорокатонная нагрузка: вес судна с грузом. Но весло оказалось слишком тяжелым, к тому же в двух местах его крепко держали найтовы. И хотя веретено равнялось толщиной телеграфному столбу, мы приготовились вот-вот услышать оглушительный треск ломаемого дерева.

До берега оставалось рукой подать, и арабы на бегу пытались оттолкнуть «Тигрис», меж тем как лопасть рулевого весла вспарывала грунт ниже травы. Но ладья плыла так быстро, что наши добровольные помощники не могли как следует упереться в борт. Что от их рук, что от наших шестов было одинаково мало проку. Не одну сотню метров шли мы так вдоль излучины — наподобие мощного самоходного плуга, оборачивая жирный пласт, какому позавидовал бы любой крестьянин. И каждую секунду ждали, что сейчас сломается весло.. Однако Норман и помогавший ему опытный плотник поработали на славу. Весло не поддавалось, зато начал прогибаться мостик, к которому оно было привязано. Под устрашающий треск дерева и скрип веревок вся конструкция перекосилась. Мы с Карло приготовились соскочить на палубу, как только лопнут найтовы и мостик, а с ним, глядишь, и вся корма начнет разваливаться. Тем временем лоцманы на моторной балям повернули обратно, и несколько человек из ее команды соскочили на берег, чтобы помочь своим бегущим соотечественникам отталкивать «Тигриса». Но их усилия уже не понадобились — Норман сумел повернуть сложившийся парус, и мы понеслись прочь от левого берега, словно птица, взлетающая с борозды картофельного поля.

Не успели мы облегченно вздохнуть на шатком мостике, как увидели, что с другой стороны к нам стремительно приближается частокол серых пальмовых стволов. Еще немного, и мы очутились бы под сенью бахромчатых листьев, но быстрый маневр парусом и веслами снова направил нас к голому берегу, который мы только что пахали. Вместе с моторной балям мы мотались от одного берега к другому, будто пьяные гуляки, но как ни старались лоцманы вклиниться со своим суденышком между нами и сушей, чтобы сыграть роль амортизатора, почему-то они всякий раз оказывались не с той стороны. А затем балям внезапно развернулась и удалилась вверх по течению. Два часа лоцманы где-то пропадали, наконец вернулись, и мы услышали, что они разыскивали четверых членов команды, которые присоединились к нашим добровольным помощникам на краю излучины.

За это время мы успели освоиться с обстановкой и с нашим новым судном, одинаково бдительно следили за незримой силой, увлекающей «Тигриса» к внешней дуге излучины, и за коварными мелями у внутренней дуги. А вскоре излучины кончились, и Шатт-эль-Араб стал подобен гладкой автостраде. Редкие дома. Никакого движения. Мы шутя обогнали одинокого араба, который шел под потрепанным парусом вниз по течению на связанном наспех камышовом плоту. Здоровенные, непомерно тяжелые рулевые весла «Тигриса» били кувалдами по бортам, и с каждым ударом мостик скрипел и вздрагивал так, что мы хватались за самую прочную часть всей конструкции — крышу рубки.

Следуя за балям, мы миновали стадо черных буйволов на отмелях у Бейт Вафи — большого селения, где живописные камышовые постройки заметно контрастировали с не менее живописными глинобитными хижинами и домами из самодельного кирпича. В этом районе, как и во времена Авраама, в ходу огромные печи для обжига кирпича. Они высятся над равниной, словно пирамиды, и когда над ними клубится дым от горящего камыша и тростника, их вполне можно принять за конусы действующих вулканов.

Морской прилив дает себя знать за полтораста с лишним километров от залива. Поднимающаяся вода закупоривает устье Шатт-эль-Араба, и река начинает течь в обратную сторону. Под вечер водная гладь вокруг нас уподобилась озеру, и мы попросили лоцманов, пока река не двинулась вспять, показать надежное место для якорной стоянки на ночь. Они посоветовали остановиться у западного берега вблизи деревни Эш-Шафи. Мы подошли туда, свернули парус и отдали два малых якоря. Зная, что якоря не удержат ладью, когда течение переменится, наши опытные сопровождающие воткнули шесты в илистое дно вокруг «Тигриса» — так принято защищать плавучие острова в болотном краю, чтобы их не сносило.

Вечер выдался чудесный. Первый вечер на борту «Тигриса»... Глядя, как багровое солнце скрывается за курящимися печами, мы чувствовали себя так, будто очутились в Шумере. Да мы и в самом деле приплыли в Шумер. С заходом солнца подул прохладный ветер, и вскоре мы заметили, что течение действительно повернуло вспять. Ребята зажгли керосиновые фонари и уставились на реку, словно ожидая, что выброшенные Мухаммедом банки сейчас приплывут обратно из Америки.

За хлопотами на реке мы после старта успели сжевать лишь по нескольку крекеров. Теперь Карло раскочегарил примус, мы заняли места на лавках вокруг стола, извлекли миски и вилки из личных мешочков и приготовились воздать должное итальянским макаронам. Эксквизито! Бониссимо! Вундербар! Хорошо! Дейлиг! На Карло сыпалась заслуженная многоязычная похвала. Ребята устали и проголодались. И впервые за много дней у нас появилась возможность перевести дух.