За прошедшие десятилетия ситуация улучшилась весьма незначительно. После публикации статьи Эрдели я брала интервью у одной из моих однокурсниц, назовем ее Келли. В 2006 году она выдвинула обвинение в сексуальном насилии против одного из студентов. Через десять месяцев его признали виновным. (Не следует недооценивать редкость подобного в те времена. В истории университета виновными признали лишь тринадцать человек – одним из них был насильник Уилкинсон.) Келли, как и многих других, изнасиловали в первом же семестре: девушка пришла на вечеринку в братство, где знакомый парень накачивал ее спиртным, пока она не отключилась. При расследовании был найден свидетель, видевший, как Келли тащили вверх по лестнице. Медсестра, навещавшая в кампусе своего младшего брата тем вечером, показала, что пульс у девушки был «очень низким, 20–30 ударов». На слушаниях мужчина с факультета спросил у Келли, изменяла ли она своему бойфренду. И все же ее насильника признали виновным и исключили на три года.

В контексте долгого бездействия это была настоящая история успеха. За год до появления статьи в Rolling Stone к декану Эрамо с заявлением о сексуальном насилии обратились 38 студенток. И лишь девять случаев были расследованы официально и четыре привели к серьезным последствиям. Как в большинстве колледжей, эти 38 жалоб были лишь верхушкой айсберга. Хотя мне повезло, но я уверена, что, если бы меня в колледже изнасиловали, я не набралась бы смелости – или стойкости для неизбежных бюрократических унижений, – чтобы заявить об этом.

В статье Эрдели говорится: «В светском Университете Вирджинии не существует радикальной феминистской культуры, которая стремилась бы к победе над патриархатом». Да, действительно, университет далек от радикализма. Но, хотя я никогда не думала об этом в кампусе, девушки пытались изменить его очень давно. «Тот факт, что никто из нас не боится сказать истину, какой бы она ни была, – писала одна из студенток в Cav Daily в 1975 году, перефразируя известные слова Томаса Джефферсона[21], – бледнеет перед лицом того, что у многих есть все основания опасаться ночного перекуса в университетском кафе». Той осенью местный комитет проанализировал статистику – изнасилования в городе случались почти вдвое чаще, чем во всей Вирджинии. И Шарлоттсвилл получил название «Города изнасилований». В то же время у бара «Джек Потрошитель» появилась вывеска: обнаженный женский труп висит на уличном фонаре. Другая студентка писала в Cav Daily: «Все устали от того, что в новостях снова и снова сообщают об изнасилованиях. Что ж, я тоже устала. Больше, чем вы можете себе представить». Она писала, что ее изнасиловали за полтора месяца до этого письма. В том году президент университета Фрэнк Херефорд отправил письмо делегату от Вирджинии, заверяя его в том, что проблемы изнасилований в кампусе не существует.

Молчаливая уверенность в мужском доминировании в университете еще более усилилась с ростом двух студенческих демографических групп, эту идею не разделявших: женщин и геев. В 1972 году в Cav Daily была опубликована отвратительная «юмореска» о создании нового братства Гамма Альфа Эпсилон (GAY). В том же году, когда был составлен доклад о «городе изнасилований», комиссия по контролю над алкоголем в Вирджинии приняла закон, «запрещающий гомосексуалистам посещать рестораны, где подают спиртное». Университет Вирджинии использовал это правило, чтобы запретить геям пользоваться павильоном на Газоне. Херефорд, как президент, лично вывел студента Боба Элкинса из студенческого совета, поскольку тот был «открытым гомосексуалистом». В 1990 году в студенческой газете появилась сатирическая статья «Как хорошо быть нормальным», в которой объявлялась неделя гетеросексуальной гордости и праздников, в том числе марша «Возвращайтесь в туалеты!». Когда я в колледже ходила на футбол, после каждого гола студенты пели «Добрую старую песню» университета. После строчки «Мы вышли из старой Вирджинии, где все светло и весело (gay)» толпа громко скандировала: «Мы не геи!»

В 90-е годы студенты стали более остро обсуждать роль братств в сексуальном насилии над женщинами, геями и собственными членами. «Единственное развлечение в кампусе – это вечеринки братств на Регби-роуд, – писал редактор Cav Daily в 1992 году. – Пугающие одних и опасные для других, эти вечеринки трудно назвать адекватным ответом на первичные социальные потребности первокурсников». В том же году в братстве Пи Лямбда Фи восемнадцатилетнюю студентку заперли в кладовке, привязали к матрасу, изнасиловали и избили.

В 2009 году Николас Сайретт опубликовал историю белых студенческих братств «Его компания». В ней он пишет: «Братства привлекают мужчин, которые ценят других мужчин выше женщин. Близость, которая складывается в братстве между мужчинами, заботящимися друг о друге, требует ярой демонстрации своей гетеросексуальности». Сайретт пишет, что члены братства доказывают свою гетеросексуальность «агрессивной гомофобией и поруганием женщин», гомоэротическими унизительными ритуалами и сексом с девушками, которые порой влюблены в одного члена братства, но должны принадлежать многим.

Исторически белые братства возникли для укрепления элитарной мужской власти. В XIX веке богатые студенты сторонились бедных однокашников, объединяясь в братства. В XX веке мужчины использовали дома братств, чтобы сохранить исключительно мужское пространство во «все более смешанном мире». Идеализм ранних братств в XX веке ослабел, поскольку само представление о мужественности изменилось. Теперь высокое положение и низкое поведение спокойно могли сосуществовать. Члены братства «использовали статус самопровозглашенного джентльменства для оправдания своих низких выходок… Демонстрируя джентльменство на публике, они оправдывали свое существование. А то, чем они занимались за закрытыми дверями, было только их делом».

Университеты закрывали глаза на насилие отчасти потому, что братства были серьезным источником институтского капитала. Через братства проходили огромные суммы денег выпускников. Братства освобождали университеты от обязанности предоставлять жилье самым привилегированным студентам. И поэтому члены братств наслаждались полной свободой. Сегодня парни, вступающие в братство, ожидают веселых вечеринок, хороших друзей, горячих девчонок – и получают все это каждые выходные. Но за этим скрывается ощущение вседозволенности – член братства может выбросить умывальник из окна и не понести наказания за порчу имущества. Кроме того, братства обеспечивают социальное прикрытие поразительного межличностного насилия, возможности приобретать и употреблять любое количество алкоголя и наркотиков, проводить вечеринки, на которых все присутствующие, особенно девушки, оказываются в полной власти «братьев». Сайретт пишет, что уже в 20-е годы культура братств стала приводить к сексуальному принуждению. «Если девушка не соглашается, значит, мужчина плохо ее возбудил», – говорит член братства в романе «Город и мантия» 1923 года.

Тридцать пять процентов студентов Университета Вирджинии принадлежат к братствам или сестричествам. Когда я жила в кампусе, тех, кто не входил в эту систему, называли чертовыми независимыми. Поскольку первокурсники жили в общежитиях и, как правило, не могли покупать спиртное и устраивать вечеринки, то подобное веселье проходило в домах братств. (По сложившейся гендерной традиции, устраивать вечеринки в сестричествах было запрещено.) Я спокойно вошла и вписалась в эту систему, хотя и открыто критиковала многие ее аспекты. Мой партнер Эндрю два года жил в доме братства в Университете Вирджинии. Он работал волонтером в детском саду по вторникам и четвергам, да и сегодня остается более искренним и теплым, чем я. Но хорошо известно, что в братствах уровень преступности выше, чем в колледжах в целом. Недавнее исследование, проведенное в Колумбийском университете, показало, что члены братств также чаще подвергаются насилию. Среда братства не порождает насильников, но идеально их прячет. Каждые выходные парни спаивают девушек, все напиваются, сближаются, а спальни с замками находятся буквально в нескольких шагах.