концу месяца опасения Оболенского полностью подтверждаются: кривая заготовок так и «ползет по дну», и 24 декабря Политбюро принимает постановление «О хлебозаготовках». На этот момент экономическая природа кризиса (госзакупки по 1 р. 20 к. при рыночных ценах в 1 р. 80 к.) еще не понята, и постановление по старинке ставит задачу подвоза в хлебные регионы промтоваров в обмен на хлеб. Не ограничиваясь постановлением, Политбюро решает направить в регионы уполномоченных ЦК, дабы они лично контролировали ход заготовок. 5 января 1928 года ЦК направляет в парторганизации Директиву, в которой констатируется, что «все еще нет никакого перелома в ходе хлебозаготовок»[37], и предлагаются чрезвычайные меры («применять немедленно жестокие кары») в отношении «кулаков и спекулянтов».

Так, к декабрю 1927 года СССР, еще недавно живший в относительном мире с капиталистическим окружением, предвкушавший скорую победу в Китае и планировавший неспешный промышленный рост, оказался в глубоком структурном кризисе.

Читатель. А чем структурный кризис отличается от обычного?

Практик. Структурный кризис отличается от обычного циклического тем, что диспропорции, ставшие его причиной, не только не исчезают сами собой под воздействием «невидимой руки рынка», а напротив, накапливаются и в конечном счете начинают угрожать самому существованию социально-экономической системы. Для того чтобы ликвидировать структурный кризис, нужно принципиально изменить финансово-экономическую модель. Именно об этой особенности и писал Оболенский: очевидная мера по преодолению кризиса без принципиальных изменений модели — повышение закупочных цен — на деле приведет лишь к его усугублению. Столь же неэффективными оказываются и «чрезвычайные меры» — насильственное изъятие зерна помогает выполнить план текущего года, но лишает крестьян всякого стимула к расширению производства в следующем. Экономика перестает работать, и «запустить» ее вновь привычными способами (изменением цен или административным регулированием) не получается. Для преодоления структурного кризиса необходимо изменить «правила игры» во всей экономике, что, в свою очередь, требует масштабных политических решений.

Теоретик. В экономической теории кризисы, подобные возникшему в 1928 году в СССР, называются «ловушкой бедности». Для развития экономики увеличившаяся продукция сельского хозяйства должна обмениваться на разнообразные промышленные товары; если слаборазвитая промышленность не в состоянии обеспечить их в достаточном количестве — возникает «кризис перепроизводства», хлеба в деревне полно, но его не на что менять. В рыночной экономике эта проблема решается либо стагнацией сельхозпроизводства («потерянные десятилетия», пока промышленность потихоньку не дорастет до нужных мощностей), либо интеграцией в международную торговлю («экспортная ориентация», использование товаров чужой промышленности, что ставит крест на собственной). В регулируемой[38] — принудительным изъятием продукции опережающей отрасли (в нашем случае сельского хозяйства) в пользу отстающей (промышленности).

Для смешанной экономики, которая существовала в СССР образца 1928 года, единственным приемлемым вариантом («потерянные десятилетия» никого не устраивали) была экспортная ориентация: обмен закупаемого у крестьян хлеба на импортные потребительские товары. Другим названием этого варианта была «индустриализация с опережающим развитием легкой промышленности»[39]; однако и в этом случае ресурсам для создания тяжелой промышленности, обеспечивающей производство современного оружия, неоткуда было взяться — а значит, страна оказывалась беззащитной перед «дипломатией канонерок». Не то что на мировую революцию, но даже на сохранение социализма в отдельно взятой стране в таких условиях нечего было и надеяться.

Практик. Давайте смотреть правде в глаза, руководство СССР оказалось перед выбором: либо сохранение НЭПа ценой отказа от коммунистической идеологии и исчезновения значительной части коммунистической верхушки, либо сохранение идеологии ценой отказа от НЭПа. Первый вариант неминуемо, в десятилетней перспективе, означал не просто снос коммунистической элиты, но и почти неизбежные расчленение и ликвидацию СССР! Напомню, через 10 лет — это «мюнхенский сговор», ликвидировавший Чехословакию, куда более сильную в военном отношении страну, чем СССР в 1928 году!

Читатель. Вот так бы сразу и говорили: либо НЭП, либо коммунизм! Но тут же возникает вопрос: а зачем так идеологизировать проблему? Может быть, было и третье решение, более спокойное, не требующее сверхусилий, но приводящее к приемлемому результату?

Практик. А это зависит от масштаба кризиса. Почитайте, что писали либеральные СМИ в США про Трампа в период его президентства. Даже Сталин отдыхает. И примерно то же писали российские либеральные СМИ про Глазьева, творец дефолта Дубинин его даже с Гитлером сравнил. Когда уровень проблем настолько велик, что ставит под угрозу само существование властной группировки (или даже нескольких), они полностью срываются с катушек и начинают крушить все вокруг себя.

Теоретик. Мы именно так и говорили: структурный кризис ставит под вопрос само существование сложившейся системы, а также ее элит. И дилемма «НЭП — коммунизм» с точки зрения теории Власти означает в реальности, что компромисса между группировками, поддерживающими один из двух сценариев, быть не может, на это уже попросту нет ресурсов. Это не сценарий «win — win», это сценарий «либо — либо». Другое дело, что правящие элиты редко осознают переживаемый кризис как структурный, предпочитая прятать голову в песок и идти по пути наименьшего сопротивления.

Чтобы структурный кризис привел к радикальным изменениям «правил игры», требуется наличие группировки, не только способной провести необходимые реформы путем захвата политической власти, но еще и понимающей, что происходит. Сам по себе Кризис не создает социальные изменения; для этого нужно, чтобы Власть находилась в правильных руках.

На начало 1928 года советская элита не воспринимала кризис хлебозаготовок как структурный и не планировала ничего менять. Официальная «линия партии» предусматривала сохранение смешанной экономики и «задабривание» капиталистических государств через развитие торговых связей. Но уже в следующем, 1929 году был принят Первый пятилетний план (предусматривавший создание за эти пять лет тяжелой промышленности, сопоставимой по объему выпуска с крупнейшими государствами мира) и осуществлена «сплошная» коллективизация, означавшая национализацию всего сельского хозяйства (в котором, напомним, было занято более 80 % советского населения).

Практик. Собственно, это означает, что до начала 1928 года властные группировки в СССР пытались сохранить некоторый компромисс. Они вывели из Власти в 1925–1926 годах экстремистские группы Троцкого и Зиновьева-Каменева (реальная их ликвидация произошла только в 1930-е) и очень хотели насладиться покоем и удобствами. Но реальность опровергла их желания.

СССР, который мы знаем сегодня, появился на свет не в 1917-м (когда октябрьский переворот еще не назывался Великой октябрьской революцией) и не в 1922-й (когда дальнейшее развитие страны вполне могло пойти в сторону «сырьевого придатка» ведущих мировых государств). Известный всем СССР появился на свет в ходе «Великого перелома» 1928–1929 годов и обязан своим существованием целенаправленной политике по созданию военно-промышленной сверхдержавы, реализованной пришедшей к Власти группировкой.

Читатель. Да Сталиным она была реализована, Сталиным! Такое ощущение, что вы