дома властвовали ночь и вьюга. В неверном зеленоватом свете фонарей родная Голубиная улочка, знакомая до последней выбоины, показалась лекарю чуждым, искаженным лабиринтом из лихорадочных снов человека, больного тифом. Ощерились зубцы чугунных изгородей, безлиственный платан плаксиво заскрипел, протягивая к путнику узловатые кривые ветви.

«Я сам посадил это дерево», — вспомнил Берт, успокаивая заколотившееся сердце.

По дороге стелилась позёмка. Налетевший порыв ветра едва не сорвал с лекаря шляпу. Озираясь на соседские дома, ставшие вдруг незнакомыми, Фланаган, спотыкаясь, побрёл наугад. Ноги сами несли его меж заледенелых канав и чужих недружелюбных жилищ, где ему не было и не могло быть приюта. Месяц, как пьяный баламут, мотался по небу и маячил то над куполом скромной кирхи, то меж остроконечных шпилей городской ратуши.

Берт сам не понял, как набрёл на дом портнихи, но, завидев ласковый жёлтый свет в оконце, мужчина нутром почувствовал, что шёл сюда всю свою бестолковую жизнь. Клумбы цветов дремали под белыми сверкающими шапками. Облепленная снегом громадина дома оставалась тёмной, только на первом этаже сквозь неплотно прикрытые ставни пробивался огонёк свечи.

Лекарь подошёл ближе, не замечая, что по колено увязает в сугробах. Ирис сидела на лавке, склонившись над шитьём. Красивую голову дважды обвивала смоляная коса, из-под закатанных рукавов домашнего платья виднелись острые локти. Не помня себя от нахлынувшей нежности, Берт шагнул вперед, руками раздвигая колючие заросли шиповника.

Сухая ветка хрустнула под каблуком. Чуткая, как лесная птица, девушка тут же обернулась, взгляд тёмных глаз замер на лице Фланагана. Тот отшатнулся, смущенный и напуганный. Щекотливое положение пробудило глубоко запрятанный инстинкт героя-любовника: Берт пригнулся, ныряя в колючий куст дикой розы, и затаился, как вор. Почтенное пальто не выдержало приключение: подмышкой лопнул шов, а на шипах остались клочки бежевой ткани. Вдобавок, словно на лекаря мало свалилось бед, ледяной снег забился под воротник и в ботинки.

Где-то над головой с треском закрылись ставни. Не разбирая дороги, Фланаган рванул прочь, спотыкаясь и чуть не падая, пока на углу дома его не настигла одышка. Что с ним творится? Подглядывал за женщиной, как школяр!

Позади заскрипела, отворяясь, дверь. Лекарь застыл на месте, ни жив и ни мёртв, не смея даже обернуться.

— Что же вы бежите, добрый знахарь? — раздался сквозь вой ветра насмешливый голос девушки. — Или я напугала вас?

Наконец, Берт решился посмотреть назад. Ирис стояла на крыльце дома портнихи, зябко кутая плечи в старомодную шаль, расшитую сказочными птицами. Красавица улыбалась лекарю алыми чувственными губами, как будто не он только что подло выслеживал её в окне.

— Простите, — выдавил Фланаган, подходя к девушке. — Я, должно быть, оскорбил вас.

— В самом деле? Чем же?

Ирис с лукавой усмешкой склонила голову набок и вдруг коснулась ладони Берта своей рукой. Пальцы были холодны, но тёмные глаза пылали, как угольки.

— Вы совсем закоченели, — сказала она с укоризной. — Пойдёмте в дом. Я как раз собиралась пить чай.

— Но я чужой человек… Ваша хозяйка не будет против?

— О, бедняжка спит. Болезнь измучила её.

Ирис потянула лекаря за руку, увлекая в душный тёмный коридор. Дверь с громким хлопком сама закрылась за ними. Берт топтался на месте и моргал, привыкая к сумраку. Пахло пылью, луком и старыми досками. Сквозь полог темноты едва проступали очертания лестницы с резными перилами и старинного трюмо. Зеркало не отражало ни единого блика света. Но лекарь видел искристые глаза желанной девушки, слышал её дыхание, чувствовал её руку в своей, и мир растворялся, оплывал, как грошовая свеча из плохого воска.

«Нет, это неправильно, — оборвал он собственные мысли. — Чушь, вздор, так не бывает на свете. Девочка просто шутит, её позабавило влюблённое чучело».

Почувствовав перемену во взгляде мужчины, Ирис вздохнула.

— Ждите меня в комнате, отогрейтесь и успокойтесь, — сказала она. — Я принесу с кухни чай с мелиссой. Я всегда рада гостям.

Неловко кивнув, Берт шагнул в комнатушку, где до ночи трудилась прелестная швея. На проволочном каркасе для платьев красовался еще не законченный наряд. Взглянув на него, мастер Фланаган пугливо отшатнулся: в полумраке он принял белое подвенечное платье за похоронный саван. С низкого косого потолка свисало кружево паутины. Некрашеные стены, скамья грубой работы, огарок свечи в блюдце на подоконнике — как всё это чуждо юной красавице!

«Я буду наряжать жену в шелка и кружева», — рассеянно пообещал лекарь.

Отряхнув снег с плеч, он присел на самый краешек лавки, чтобы не потревожить брошенное Ирис шитье. Стащив с головы вымокшую шляпу с мятыми полями, он попытался пристроить ее на стол, где покоились её уродливые сёстры из фетра, отданные на починку, но неловким движением потревожил высящийся рядом курган безликих заготовок. Тот немедленно рассыпался. Наводя порядок, оробевший лекарь увидел среди картонных болванок небрежно свернутое полотно пестрой ткани. Это был старинный тяжёлый гобелен, который, очевидно, отдали в починку: узор стёрся и потускнел, клочьями топорщилась бахрома, но там, где успела пройти игла Ирис, блестели золотистые нити. Не удержавшись, Берт развернул пыльную ткань, ладонью разгладив складки.

Глазам предстала странная картина. Запертые по краям золотой тесьмой, на гобелене теснились вышитые человечки, каждый не больше мизинца ростом. Улыбались одинаковые лица со стежками-глазками. С особым тщанием мастер выполнил одежду — на ком-то был мундир, на ком-то — лохмотья, а еще разноцветные камзолы, куртки, рубахи… Одни человечки выцвели, вылиняли от времени, другие, казалось, были вышиты вчера. И все мужчины, ни одной женщины, как будто кто-то взял за труд изобразить пехотную роту.

Берт недоверчиво ткнул пальцем в одну из фигурок, и бессознательный страх окатил его холодом, как водой из ушата. Причёски человечков, их кудри и непокорные вихры, рыжие, чёрные, белокурые, — все были вышиты настоящими волосами. Лекарь брезгливо отдёрнул руку. Господь, кому нужен такой жуткий гобелен⁈

За дверью комнатушки раздались лёгкие шаги. Фланаган хотел было свернуть и отложить шитье, но тут его взгляд упал на человечка, законченного совсем недавно. Серыми нитками была старательно выполнена солдатская шинель, а голову венчали медные кудри — кудри пропавшего Фреда! Но ещё страшнее лекарю показалась соседняя фигурка. У неё пока не было волос, но мастер Фланаган без труда узнал свой нелепый сюртук.

— А вот и я, мой знахарь, — раздался сладкий, как мёд, голос Ирис.

Она несла в загорелых руках поднос с чашками, а Берт мог думать только о том, как холодны показались её пальцы. У лекаря задрожала нижняя губа.

От накрытого на двоих сервиза поднимался белый пар, в каморке витал аромат полевых трав. Заметив развёрнутый гобелен, девушка переменилась в лице. Она с грохотом