— Октавия. Я восьмая.

Марух кивнул и ткнул грязным пальцем в спину Септимуса.

— А он Септимус, потому что седьмой?

Парень оглянулся через плечо:

— Именно так.

— А у меня нет имени, — услужливо сообщил горбун. — Зашитые нитками глаза на секунду обернулись к Маруху. — Но Септимус зовет меня Псом.

Марух уже ненавидел маленького уродца. Он мучительно улыбался, пока коротышка не отвернулся, а потом снова взглянул на девушку и сказал:

— Септимус и Октавия. Седьмой и восьмая.

Когда та ответила лишь молчаливым кивком, он прочистил саднящее горло и спросил:

— Седьмой и восьмая… что?

Вознесенный, мрачно насупившись, восседал в центре стратегиума на окруженном Чернецами-атраментарами троне. Гарадон и Малек стояли ближе всего к своему повелителю. Оба воина, облаченные в терминаторскую броню, обвешанную бивнями и рогами, отбрасывали гигантские тени. Их оружие было дезактивировано и вложено в ножны.

Вокруг тронного возвышения лихорадочно трудились члены команды, освещенные резкими лучами укрепленных над контрольными панелями ламп. В то время как командные палубы большинства боевых судов сияли яркими огнями, стратегиум «Завета крови» окутывала привычная тьма, прорезаемая лишь лучами светильников над консолями смертных офицеров.

Вознесенный втянул воздух и попытался уловить голос, которого больше не слышал.

— Что беспокоит вас, господин? — спросил Гарадон.

Чернец переменил позу, отчего сервомоторы брони взвыли скрипучим оркестром. Вознесенный не ответил обеспокоенному атраментару, предпочитая держать свои мысли при себе. Смертная оболочка, которую носило существо, — маска демонической мощи — была отражением его собственной сущности. Демон проник в тело легионера и, выев его изнутри, переплавил генетический код — завоевание столь же изощренное, сколь и предательское. Тело, некогда принадлежавшее капитану Вандреду Анрати из Восьмого легиона, сменило хозяина: теперь в остатках смертной оболочки правил Вознесенный, гордый своей победой и привольно расположившийся в коконе из мутировавшей плоти.

Но в памяти и в разуме навеки остался отпечаток чужой души. Перебирая мысли смертного тела, Вознесенный становился вынужденным свидетелем воспоминаний другого существа и тратил немало усилий на то, чтобы отыскать в них смысл и закономерности. С каждым вторжением ментальные щупальца Вознесенного натыкались на разъяренную — и беспомощную — сущность, свернувшуюся в глубине сознания. Тень Вандреда забилась в самый потаенный закуток его собственного мозга, навеки отрезанная от крови, плоти и костей, когда-то бывших у нее в подчинении.

А теперь… тишина. Тишина, длившаяся уже многие дни и недели.

Исчез смех, граничивший с безумием. Стихли мучительные крики, сулившие Вознесенному расправу всякий раз, когда он перебирал инстинкты и навыки былой личности.

Вознесенный вдохнул, широко распахнув пасть, и запустил мысленные щупальца глубже в сознание. В отчаянном поиске они проникали в тайники чужих чувств и воспоминаний.

Жизнь на планете вечной ночи.

Звезды в небе, настолько яркие, что безоблачными вечерами ранили взгляд.

Гордость при виде пылающего вражеского корабля на орбите, его сотрясающаяся туша, падающая и разбивающаяся о поверхность планеты внизу.

Благоговение, любовь, сокрушительный поток эмоций при виде отца-примарха, не гордившегося ни одним из достижений своего сына.

И снова мертвенно-бледное лицо отца — сломленного собственной ложью, воображающего все новые предательства, чтобы утолить пожирающее его безумие.

Осколки того, что оставил после себя прежний владелец этой оболочки; фрагменты памяти, в беспорядке рассеянные в сознании.

Вознесенный тщательно просеивал их, разыскивая признаки жизни. Но… не находил ничего. В глубине мозга не ощущалось чужого присутствия. Вандред — та тень, что от него осталась, — ушел. Означало ли это новый этап в развитии Вознесенного? Освободился ли он наконец от надоедливого смертного прилипалы, который так много десятилетий цеплялся за жизнь?

Возможно, возможно.

Существо вновь втянуло воздух и слизнуло с клыков едкую слюну. Заворчав, оно подозвало Малека и…

Вандред.

Это было не просто имя, а внезапное давление чужой личности — яростный взрыв чувств и воспоминаний, опаливший мозг Вознесенного. Существо посмеялось над этой слабой попыткой — его позабавило, что душа Вандреда после стольких лет решилась предпринять атаку на доминирующее сознание. Значит, молчание не было признаком смерти. Нет, Вандред затаился, зарылся в недра их извращенного общего разума, копя силы для этого напрасного удара.

«Спи, маленький человечек, — хмыкнул Вознесенный. — Отправляйся назад».

Вопли начали медленно затихать, пока вновь не утонули в глубинах, превратившись в смутный фоновый шум на самой границе нечеловечески острого восприятия Вознесенного.

Что ж. Это развлекло его ненадолго и позабавило. Существо вновь открыло глаза и втянуло воздух в раздувшуюся тушу, чтобы отдать приказ Малеку.

Во внешнем мире его приветствовала буря света и звуков: завывающие сирены, мечущаяся команда и пронзительные крики людей. Чувства Вознесенного покоробил смех изнутри: тень Вандреда упивалась своей жалкой победой. Ей удалось отвлечь демона на несколько драгоценных секунд.

Вознесенный поднялся с трона. Его нечеловеческий разум уже выискивал ответы в потоке сенсорной информации. Сирены означали, что враг на подходе, но опасность пока была не критической. «Завет» все еще оставался в доке. Панель ауспика тревожно и настойчиво звенела — тройной пульс: три приближающихся корабля или несколько малых судов, идущих плотной формацией. Учитывая их теперешнее местонахождение, это могли быть либо безвредные грузовые суда Адептус Механикус, либо имперский патруль, сбитый с курса ветрами варпа, либо, что наименее приятно, авангард флота ордена Астартес, охранявшего этот регион.

— Отсоединить все топливные шланги от станции.

— В процессе, господин.

Смертный офицер мостика. Даллоу? Датоу? Такие незначительные детали всегда ускользали из памяти Вознесенного. Офицер согнулся над своей консолью. С его имперского флотского мундира были содраны все знаки различия. Человек не брился уже несколько дней, и его подбородок украшала седоватая щетина.

«Даллон», — шепнул голос Вандреда в сознании Вознесенного.

— Все системы — в полную боеготовность. Мы немедленно совершаем разворот.

— Есть, милорд.

Существо мысленно потянулось к датчикам корабля, позволив собственному слуху и зрению слиться с дальнодействующими ауспик-сенсорами «Завета». Там, в черной пустоте, горели угольки — двигатели вражеских кораблей. Вознесенный, доверившись чувствам, бесплотными пальцами ощупывал приближающиеся сущности — слепец, пересчитывающий камешки в ладони.