корточки, глянул на рассеченное холодным пламенем, словно сталью, брюхо и присвистнул: — Ого! Впечатляет. Каким ты его так заклинанием?

Ответить я не успела. К нам подбежали несколько преподавателей и дюжина адептов. И если вторые смотрели с опаской на убитую зверюгу, то первые — в основном на меня. И среди магистров я узнала ректора — Миранду Гирс.

Она, глянув задумчиво на труп, протянула:

— Интересненько…

И от этого ее «интересненько» мне стало слегка страшненько. Потому что было в ее тоне обещание неприятностей. Причем адресованных исключительно мне. Даже холодок по спине пробежал.

Впрочем, до допросов в грустных ночных сумерках дело не дошло. А вот я, на руках Мора, дошла. До лекарской. И целитель вынес мне вердикт — сложный перелом. Чтобы залечить его, оказалось, нужно не меньше суток. И все это время я буду отлучена от собственной магии и проведу в палате.

Приятель, узнав это, приуныл и обещал навестить меня завтра. А я же осталась на лекарской койке. Маг жизни напоил меня жутко горькой микстурой и пообещал, что в течение ночи слегка поболит.

Как оказалось, лекарь был соврамши. Болело не немного. В месте перелома жгло так, что хотелось орать, выть и отрезать себе конечность, лишь бы избавиться от этих жутких ощущений. Отвлечь от них смог лишь Дэн. Он позвонил узнать, как у меня дела. И когда узнал…

— Поклянись, что не сбежишь из целительской еще раз! — я прорычала в трубку магофона не хуже давешнего волкодлака.

— Пообещай мне не вляпываться в неприятности! — тут же парировал страж.

— Я за невыполнимые задания не берусь, — фыркнула я в ответ.

— Тогда держись от этого Толье подальше, — категорично отчеканил Дэн. И только я подумала, что в нем заговорила ревность, как страж добавил: — Что мешает заговорщикам нанять еще одного убийцу для сына канцлера…

— Никто, — покладисто согласилась я и добавила: — Кроме нас.

— Так, Ники, — выдохнул Стилл, явно смиряя гнев, и затем по слогам отчеканил: — Во. Что. Он. Тебя. Впутал?

— Я сама согласилась, — призналась и почувствовала, как жжением в области сердца дала о себе знать клятва на крови.

Я ступила на тонкий лед, когда несколько неверных слов могли стоить мне жизни. Ведь обещание, завязанное на магии, не делало различий в том, кому я хочу открыть тайну Мора. Оно просто убивает. При разглашении.

— И?.. — напряженно спросил Дэн. И по моему молчанию все понял. — Клятва?

— Да, — выдохнула я.

— Ни-и-ики, — с какой-то обреченностью протянул он.

— Я не могла по-другому. — Я сглотнула, чувствуя себя отвратительно. Потому что мне хотелось все рассказать Дэну. Чтобы между нами не стояла тайна Мора. Чтобы из-за нее не ширилась и не углублялась та пропасть, что разделяла меня и того, кого я люблю.

— Я знаю, — голос стража обнимал, успокаивал. И казалось, даже несмотря на расстояние, Дэн пытался меня защитить. И, словно вторя моим мыслям, раздался его вопрос: — Ники, если бы ты знала, как я тебя… Можно я никому тебя не отдам, заслонив от всех бед собою?

— Можно, — всего одно слово, но как оно тяжело мне далось.

Это было странное признание в любви. Когда о самих чувствах не было сказано ни слова, но мы поняли друг друга. Я и Дэн. И даже в нашем молчании, разделенном на двоих, не было тишины. Разговор без слов. Когда из трубки — лишь дыхание. И понимание: самый близкий человек, он рядом. Он понимает, поддерживает, не требует, но отдает. Всего себя.

Мы еще говорили. А потом опять говорили. И еще. О наших планах и о воспоминаниях из прошлого. О наших чувствах и о подозрениях, что волкодлак попал на территорию академии не случайно и не может ли это быть связано с тем, что меня при выписке из лечебницы чуть не сбили.

И так — до самого рассвета, пока за окном не забрезжили первые розовые лучи восхода. Может, мы продолжили бы и дальше, только мой магофон пиликнул, предупреждая, что его заряд на исходе. Своей магии, чтобы пополнить его резерв, у меня сейчас не было. И пришлось прощаться.

Когда магофон окончательно отрубился, я откинулась на подушку. Как же все непросто с Дэном. Его мать. Его невеста. Мое сомнительное происхождение. Клятва Мору…

Я не заметила, как заснула. И я так и не заметила, когда боль окончательно отступила. А вот спустя несколько часов, когда целитель осматривал мою ногу, недовольно ощупывая лодыжку, она вернулась. А вместе с ней и приговор — минимум еще стуки в постели.

— У вас слишком сильная магия. И она сопротивляется моему лечению. Подавляет его…

— А может, как-то можно сделать так, чтобы я посещала занятия? Хоть на костылях. Я ведь столько пропустила. И сейчас…

— Сейчас вашей ноге нужен покой. Абсолютный. А по поводу занятий — я сообщу вашему куратору, что вы пока на лечении.

И тут же целитель своими действиями подтвердил, что я на нем самом и нахожусь, а не на каком-нибудь курорте. В меня вновь влили эликсиры, зафиксировали ногу заклинаниями и поставили рядом со мной треногу, от которой к моей вене тянулась энергетическая нить.

— Вам через час принесут завтрак. Просьба съесть все. Это специально разработанная смесь с повышенным содержанием элементов, необходимых для регенерации костной ткани, — строго сообщил лекарь и, не прощаясь, покинул палату.

На этот раз он не обманул. Смесь была и правда… особой. Я бы даже сказала, особенной. По своей отвратности. Но я безропотно проглотила все, до последней капли. Надо — значит, надо. А к обеду узнала, что мой лечащий целитель еще и держит свое слово. Он обещал сообщить куратору о том, что я пока не могу посещать занятия, но очень хочу, — и сделал.

А магистр Тумс, в свою очередь озабоченный успеваемостью, объявил на всю группу, чтобы кто-нибудь из одногруппников занес Николь Роук лекции в лазарет. Дескать, он договорился, чтобы ради этого в мою палату пропустили доброхота с тетрадями. Зря куратор так сделал.

Эффект от объявления магистра Тумса я ощутила сразу же после обеда. И на своем опыте познала, что такое паломничество.

Первым ко мне в палату заглянул Миниг. Как он сам выразился, чтобы «занести лекции и просто поболтать, чтобы поднять настроение». Последнее, я так понимаю, исключительно себе. Потому как Пират, сверкая серьгой, трепался обо всем и сразу, при этом елозя пятой точкой по краю кровати и подбираясь от изножия к изголовью, где восседала, собственно, постепенно мрачневшая я. Но брюнет, кажется, этого не замечал, целеустремленно двигаясь в сторону подушек и бросая на