В нем говорило бренди, Вероника это понимала, но, как бы то ни было, он зашел слишком далеко. Она заговорила громким голосом, чтобы отвлечь внимание мачехи:

– Вы уже получили ответы на ваши приглашения к обеду?

Леди Брамптон заставила себя переключиться на Веронику.

– Да, получила и думаю, что ты должна присутствовать. Ты пока еще не выезжаешь, но приедет леди Эстер с родителями и, возможно, леди Маргарет, тоже с родителями. Обе из Нортумберленда, из хороших семей, а тебе в самом деле пора приобрести лоск. Эта ужасная Вейнтон со своей ученостью совсем засушила тебе мозги.

Вероника не сводила с нее глаз. Этой неумной женщине остается только сказать ей, что если она будет слишком много думать, то с ней случится истерика. Надень кринолины – и немедленно.

Леди Брамптон продолжала:

– Слушай меня внимательно, Вероника, потому что однажды тебе придется самой вести хозяйство. Я решила очередную проблему со слугами и предложила поменять поставщиков продуктов, чтобы выделить средства на дополнительный кухонный персонал.

Она встала и со свойственным ей высокомерием проплыла мимо своих приемных детей.

– Я переоденусь и поеду навестить леди Тонтон. Завтра, Вероника, мы отправимся с визитом к леди Маргарет, пока ее мать в Париже. И я еще раз повторяю: когда тебе исполнится девятнадцать лет и ты начнешь выезжать, твоей задачей станет возвеличить имя своей семьи. И ты это сделаешь. Я призываю тебя сделать достойную партию.

И она удалилась.

Вероника и Оберон немного помолчали, потом она повернулась к брату:

– Не заводи ее. Лучше постарайся навести мосты. А заводить ее делу не поможет. Точно не поможет.

Он вздохнул, белокурая прядь волос, как обычно, закрыла ему левый глаз. Он отбросил ее.

– Ничего не могу с собой поделать.

– Очень даже можешь. Все очень просто: не открывай рот.

Вероника дернула его за руку. Он пожал плечами.

– И это будет называться «глупая дерзость».

Оба засмеялись.

– Что плохого в том, чтобы подразнить гусей, Вер?

Она в раздражении снова дернула его за руку.

– Сам знаешь что. И как бы отнеслась к этому Вейни?

– Не впутывай ее в это, – резко оборвал ее он и уставился в холодный камин. Раньше четырех его не разожгут.

– А почему, если для нас она была главной? Иди вперед, ты просто должен. Она не хотела бы, чтобы ты вел себя так, как ты ведешь.

Он стиснул ее пальцы, все еще лежащие на его руке.

– Почему она это сделала, Вер? Ты же была здесь. Она что-нибудь говорила? Ну да, ее попросили уйти, но мы бы навещали ее, проверяли, что с ней все в порядке. Мы бы остались близкими людьми. Почему она бросилась вот так с балкона?

Оба смотрели на высокое окно и балюстраду, через которую, как сказал отец, бросилась вниз Вейни.

Оберон выпустил ее руку, нагнулся вперед, обхватив руками голову, и заговорил глухо:

– Это моя вина. Я уехал, и, чтобы отыграться, они уволили ее. Если бы я не уехал… Как он мог сказать, что в ней больше не нуждаются? Видит бог, она была частью нашей семьи. Знаешь, я иногда задаю себе вопрос, может быть, она не бросалась, а…

Он замолчал, выпрямился и посмотрел на золотые часы на камине. Их привезла с собой их мачеха из Хидон Холла, громадного обветшавшего особняка, принадлежащего ее семье.

– Прости, Вер, я не должен и не буду больше. Все кончено, он скоро вернется, и вот тут мне придется встретиться лицом к лицу с его бешеной злобой.

– Об, конечно, она выбросилась, не глупи. – Вероника притянула его к себе и погладила по голове. – Об, дорогой мой, это бы сделал любой, кому пришлось бы иметь дело с его злобой, да если еще разбито сердце. Поэтому никогда больше не думай о чем-то таком. Это ужасный эпизод. Когда-то, может быть, будет лучше.

Она крепко обнимала его, как будто могла как-то защитить, потому что она так хотела, чтобы Оберону не угрожала никакая опасность. Она любила его, а ярость их отца обрушивалась на него, не на нее, помоги ей бог. А раньше, до Оберона, это их мать выносила злобу отца на себе? В какой-то момент она подумала, что заплачет от страха и тоски, но нет, она должна удержаться, потому что, если она начнет, она уже не сможет остановиться.

Двумя неделями позже, в субботу, Эви, как обычно, приготовила на завтрак овсяную кашу. Вечером ожидались гости, а к ланчу должен был прибыть лорд Брамптон. В воздухе витало напряжение, и это было для нее внове. Миссис Мур ни разу не улыбнулась, голос ее звучал резко. Двадцать человек гостей да еще лорд Брамптон. Атмосфера была тяжелая, так что, казалось, трудно было дышать, но по крайней мере у них были новая судомойка и помощница на кухне.

– Ну надо же, блюда, подобранные по цвету, – бормотала миссис Мур, гремя сковородкой, где жарились почки на завтрак для хозяев. – В жизни не слышала ни о чем подобном.

Эви написала карточки меню, потому что у нее руки послушные и она знает французский язык, как сказала миссис Мур несколько дней назад, решительно отказываясь тратить время на болтовню на тарабарском языке только для того, чтобы помочь Эви практиковаться. Вместо этого она заявила:

– В какой-то момент тебе придется часто слышать французский, и это сослужит тебе хорошую службу, красавица.

Она категорически отказалась развить свою мысль и указала на сита.

– Кнели тебя ждут не дождутся, а у меня и так дел полно, дальше тебя учить мне некогда, – твердо заявила она.

Вечером гостям будет подан прозрачный золотистый суп на телячьем бульоне, за ним последует палтус в сливочном соусе, далее, по требованию лорда Брамптона, тушеные голуби, а их едва ли, как ни напрягай воображение, можно назвать блюдом кремового цвета. И так далее, а всего восемь блюд, в основном со сливочным соусом, чтобы соблюсти цветовое сочетание сливочного и белого.

– И все это для того, чтобы отнюдь не умирающая с голоду публика там, наверху, хорошо пожрала, – сморщилась миссис Мур.

– Ну что ж, дамы и господа, бог даст, ваши корсеты выдержат, – буркнула Эви, энергично мешая кашу. Жар от плиты был просто невыносимым. Весь кухонный персонал был на месте в половине пятого утра, чтобы начать приготовления, развести огонь в печи, проверить, хватает ли запасов продуктов в кладовых. Без лишнего часа в это утро никак было не обойтись. Прислуга в доме тоже поднялась вместе с жаворонками, но завтрак и наверху, и внизу прошел в обычное время, поскольку привычки хозяев не подлежат изменению.

Миссис Мур, перекладывая почки в сковороду, буркнула:

– Твои умные замечания к делу не относятся, Эви Энстон. Брось канителиться с этой чертовой кашей и займись чем-нибудь полезным. Милли, кашей займешься ты. Отнеси ее в зал для прислуги, да побыстрее. Надеюсь, это в пределах твоего разумения?