Как хорошо было бы остаться здесь навсегда. Но оба обернулись, когда из-за угла раздался голосок Милли:

– Эй, там, нам нужны еще травы, и миссис Мур говорит, что, если так будет продолжаться, к тому времени, как ты вернешься, чертов обед уже кончится и все мы окажемся в чертовом работном доме. Это ее слова, Эви. – Милли раскраснелась и смотрела испуганно. – Давай быстрей.

Она повернулась и убежала обратно в дом.

Саймон отпустил ее руку и легонько толкнул ее.

– Бери кроликов и возвращайся, а я принесу травы.

Она двинулась в сторону дома, но он окликнул ее:

– Подожди минутку.

Он подошел к ней вплотную и тихо сказал:

– Две вещи. Завтра воскресенье, у тебя выходной. Ты собираешься за морским углем? Джек на прошлой неделе привез твой велосипед, но у меня не было возможности сказать тебе. Я покажу тебе, где он стоит. Я не хотел, чтобы на кухне услышали, что я говорю о Джеке… – Он умолк. – Я тоже пойду.

У нее захватило дух.

– Конечно, я пойду. Где велосипед? – Она шла пятясь. Веревка врезалась ей в ладонь – кролики такие тяжелые.

– В бараке у главных ворот. Это безопасно, мы, садовники, все держим там свои велосипеды, так что никто не заметит, что там один лишний. Там свалены газонокосилки, инструменты и прочее. Встретимся там в три.

Он продолжал:

– И еще одно. Вместе с лордом Брамптоном прибывает его камердинер. Будь с ним осторожна. Он уверен, что для женщин он – подарок и поэтому ему все можно. Через пару дней он отбудет, потому что милорд никогда дольше не остается здесь, так что, Эви, уклоняйся-уворачивайся. Если что, дай мне знать.

Нахмуренные брови, плотно сжатые губы. Ей сразу же вспомнилась школьная площадка, когда он должен был драться, чтобы его приняли в команду Джека. Она засмеялась.

– Все будет в порядке.

Они кивнули друг другу, и он торопливо пошел обратно по вымощенной кирпичом дорожке и свернул направо к обнесенному стеной саду.

– Я соберу травы и принесу цветы на стол. Подобранные по цвету, конечно.

На входе его поджидал Берни.

– Где тебя носит, парень? Шеф уже дымится от ярости.

Она побежала на кухню. Кролики били ее по ногам, пачкая запекшейся кровью фартук, но все это совершенно не важно. Главное, что он к ней небезразличен, во всяком случае, так ей кажется. Она повесила шаль на крючок в коридоре, протерла сапоги и бросилась на кухню, в тепло.

– Вот они, – громко возвестила она, поднимая вверх кроликов и тут же осеклась. Энни, Сара и Милли стояли рядом с миссис Мур, сидевшей, как обычно, на своей табуретке, и делали ей знаки.

– Эви, давай быстрее, мне нужно кое-что тебе сказать, хоть я и занята. Миссис Грин хочет, чтобы ты знала, так что, будь добра, узнай. И о том, что будет здесь сказано, ты никогда никому не обмолвишься. Это понятно?

Губы поварихи были сейчас так же плотно сжаты, как у Саймона.

Молоденькие девушки смотрели на Эви с беспокойством. Было ясно, что они в тревоге. Их что, выгоняют, едва приняв на работу? Господи, что произошло? Эви встала рядом с ними. Кролики качались на веревке, пальцы у нее побелели и онемели. Миссис Мур пробурчала, заложив пальцем нужную страницу в поваренной книге:

– Милорд возвращается с Роджером, своим камердинером, только это больше не его камердинер.

Девушки старались осмыслить то, что им только что сообщили. Милли шевелила губами, повторяя услышанное. Энни спросила:

– И что?

Миссис Мур проглядела список всего, что нужно сделать, чтобы приготовить обед, и снова перевела хмурый озабоченный взгляд на девушек.

– Сейчас скажу. Камердинеру было сказано, что он остается здесь теперь уже как камердинер мистера Оберона. Энни, тебе известно, что с Роджером у нас проблема.

Энни кивнула.

– У него хозяйство из штанов выпирает.

Миссис Мур раздраженно качала головой. Эви засмеялась. Повариха рявкнула:

– Хватит, Эви Энстон! Я хочу всех предупредить, что вы не должны поддаваться на его сладкие речи. Помните, что вас выставят за дверь, если станет известно о ваших шашнях. В подоле женщины приносят, не мужчины, и та из вас, с кем это произойдет, вылетит отсюда без рекомендаций и с младенцем на руках, а кончит на панели или в работном доме.

Милли охнула, и из глаз ее покатились слезы. Эви обняла ее за плечи.

– С тобой, Милли, этого не случится, если будешь слушать, что тебе говорят.

Миссис Мур нетерпеливо тряхнула головой.

– Тут все дело в том, что Роджер явно в сильном расстройстве по поводу смены хозяина. По его мнению, это щелчок ему по носу, и вообще-то так оно и есть. Поэтому держитесь от него подальше, он, будьте уверены, сразу же начнет доказывать, какой он первый парень на деревне.

Милли выглядела еще более напуганной, но она стала трусливой, как заяц, с тех пор как ее отца убило взрывом в шахте. Со всяким это случилось бы, подумала Эви. Милли тогда была еще совсем кроха. А ее брат тогда лишился руки. И, чтобы не жить в работном доме, они с матерью поселились у ее тети. Мать Милли пошла работать уборщицей в администрации шахты Хоутон.

Эви выставила вперед кроликов.

– Давай, Милли, у нас полно дел. Для начала я покажу тебе, как обдирать кролика, и если кто-то будет к нам приставать, тому мы защемим хвост и снимем с него шкуру.

Ответом был всеобщий смех. Ну вот, они уже не такие мрачные. Сколько шума из ничего. Эви подтолкнула Милли вперед в сторону холодной комнаты к грифельной доске, где они будут разделывать кроликов.

Оберон покинул безмятежную атмосферу Голубой гостиной и направился в библиотеку, располагавшуюся на том же этаже в передней части дома. Его вызвал отец сразу после ланча, состоявшего из грибного супа и кроличьего пирога, но без десерта. Подали только сыр и фрукты в соответствии с указаниями лорда Брамптона. Оберон терпеть не мог кроличий пирог, но съел много, потому что отец не выносил, когда, по его выражению, «люди ковыряются в тарелке, как неженки».

Он задержался на лестничной площадке. За окном посреди лужайки рос старый кедр. Солнце падало на индийский ковер, на котором он стоял. Оберон всматривался некоторое время в узоры ковра, сделал несколько глубоких вдохов и расправил плечи. Когда он уже собрался постучать, до него донесся тихий голос Вероники:

– Об…

Он резко обернулся. Она на цыпочках направлялась к нему. Волосы сестры, светлые и блестящие, были взбиты и окаймляли ее лицо, как нимб. Что, интересно, она с ними делает? Его занимал этот вопрос за ланчем, но он воздержался от замечания. Во время пребывания отца в доме замечания делать не полагается.

Она сказала:

– Помни, что говорила мать. Слушай его, соглашайся с ним, а дальше ищи способ сделать то, что считаешь правильным, что бы это ни было. Все будет хорошо.